"ТРУДНО ЖИТЬ С МИФАМИ"
(напечатано в "Огоньке" ~ 1988-1989 г.)
"Генерал Власов и Русская освободительная армия".
Конец 30-х годов. Громкие процессы над "врагами народа": "шпионами", "диверсантами", "агентами иностранных разведок", "предателями"... Казалось бы, после отгремевшей грозы приговоров и смертных казней в живых остались лишь стойкие патриоты. Но началась война, и вскоре на службе у врага оказались тысячи советских людей, надевших мундиры фашистской армии. Не будем спорить о цифрах, задумаемся над вопросом: как это могло произойти?
Бытует мнение, что пошли, мол, за булку белого хлеба, махорку да теплую постель, спасая свою шкуру. Что ж, возможно. Но только ли за это? Россия ведь еще не знала такого массового предательства - солдат, офицеров, генералов. В русско-японскую и первую мировую не было ничего подобного. Однако не знала России и власти более бесчеловечной и коварной, чем власть Сталина. Приходится лишь удивляться, как еще ей, несмотря на все кровавые преступления, удалось устоять, укрепиться и остаться в памяти народа спасителем Отечества и мира всего. "Ничего удивительного. Мы верили в Советскую власть, в социализм, в Сталина. Предатели? Так в семье не без урода", - предвижу возмущение людей старшего поколения, которых ни в какой мере не хочу обидеть. И все-таки осмелюсь возразить: заставили поверить. А насчет уродов - не много ли?..
Нет, не в оправдание изменивших Родине это говорится. Что свято, то свято, к тому же сталины приходят и уходят, а Родина остается. Речь о другом - о правде, такой, какая она есть. Горькой правде. Споря о Русской освободительной армии (РОА), попробуем разобраться.
"Отъявленный негодяй и предатель, прожженный изменник, немецкий шпион - вот кто такой Власов. Смерть презренному предателю Власову - подлому шпиону и агенту людоеда Гитлера!" - говорилось в одной из листовок, распространяемых Главпуром в 1942-1945 годах. В этой же листовке - всевозможные обвинения: "участвовал в торцкистском заговоре" в 1937-1938-м, вел "тайные переговоры с немцами и японцами о продаже им советских земель", летом 1941 года "сдался под Киевом в плен к немцам, пошел в услужение к немецким фашистам как шпион и провокатор... Его раскаяние оказалось фальшивым... Попав позже на Волховский фронт, гитлеровский шпион Власов завел по заданию немцев части нашей 2-й ударной армии в немецкое окружение, погубил много советских людей, а сам перебежал к своим хозяевам - к немцам". В листовках концы не сходились с концами, но еще важнее то, о чем умалчивали их сочинители: безупречный послужной список "немецкого шпиона".
В 19 лет (1920) сын крестьянина и недавний выпускник духовной семинарии - доброволец Красной Армии, в 40 - генерал-лейтенант, два ордена и "предан делу партии Ленина - Сталина" - в характеристиках. А в 1937-1938 годах - военный советник в Китае. С началом войны - на самых трудных участках: летом 41-го командовал 37-й армией и выводил ее из окружения, в декабре возглавил 20-ю армию, которая вела успешные бои под Москвой на Солнечногорском направлении (газета "Известия" за 13 декабря 1941 года поместила фотографии отличившихся генералов - Жукова, Рокоссовского, Говорова и Власова). Сталин уж на что был хитер, но верил Власову и не случайно, когда возникла критическая ситуация на Волховском фронте, поручил ему командование 2-й ударной армией. Как знать, не прими тогда это решение Верховный, и судьба Андрея Андреевича Власова, может, сложилась бы совсем по-другому. Но так получилось, что 2-я ударная попала в окружение и ее командующий 11 июля 1942 года сдался в плен. Почему? Скорее всего Власов испугался за свою жизнь: кто-кто, а он хорошо помнил, как год назад были расстреляны оказавшиеся в такой же ситуации генералы Павлов, Коробков, Климовских и другие.
Или пусти себе пулю в лоб, или пробивайся к своим, чтобы получить пулю от них (незадолго до сдачи в плен Власов получил письмо от жены из Москвы и по одной с виду невинной строчке - "гости были" - догадался о грозящей беде). Ни то ни другое не устраивало молодого генерала, он хотел жить. Но не за колючей проволокой немецкого лагеря. Если ему дадут возможность создать армию из русских военнопленных, перебежчиков, перемещенных и признают русское правительство в изгнании, во главе с ним, конечно, - он готов сотрудничать с вермахтом. Об этом и сообщил Власов командующему 18-й немецкой армией генерал-полковнику Линдеманну, к которому был доставлен после сдачи в плен. Линдеманн отправил Власова по назначению: в особый лагерь "Проминент" под Винницей, где к тому времени уже находились генералы П. Г. Понеделин, М. И. Потапов, М. Ф. Лукин, Д. М. Карбышев, Н. К. Кириллов и другие, а также Яков Джугашвили.
Хоть и разбили его армию немцы, а знал Власов, чувствовал, что дела их плохи: война, несмотря на громкие обещания Гитлера, затянулась и без "пятой колонны" в России, если они не хотят ее проиграть, им не обойтись. Действительно, недовольство антирусской политикой фюрера было сильно и в вермахте, и в МИДе, и в абвере. Как только не пытались убедить Гитлера смягчить линию - отказаться от пропаганды о "недочеловеках", улучшить положение пленных, оставить в покое гражданское население, не расстреливать политруков и так далее. Ничего не помогало, фюрер упрямо стоял на своем, и всякое упоминание о так называемой "русской освободительной армии" вызывало у него ярость. "Мне не нужна армия, которую придется держать на привязи, - говорил он. - Русские никогда не будут носить оружия!".
Однако за его спиной стали предприниматься настойчивые попытки создания РОА. Особую активность проявило отделение вермахта, занимавшееся идеологическими диверсиями против Красной Армии и вербовкой русских военнопленных и эмигрантов. Под контролем этого отделения, кстати, и находился лагерь "Проминент", где оказался Власов. В ноябре 1941 года сотрудник отделения В. К. Стрикфельд (прибалтийский немец, служил в русской армии в первую мировую, затем у Юденича) разработал план организации русского антикоммунистического движения и русской освободительной армии, а в декабре попытался сформировать "русский освободительный комитет" в Смоленске, но безуспешно.
Далее события развивались так. Декабрь - январь - создана "Русская национальная народная армия" (РННА) - генерал К. Иванов, майор Д. Бочаров; март 1942 года - "Русская освободительная национальная армия" (РОНА) - эмигрант Б. Каминский; чуть позже (точнее: время неизвестно) - "Дружина" - полковник Н. Родионов. Но Стрикфельдт и его непосредственное начальство - полковники Г. Мартин, Х. фон Ведель, капитан Н. фон Гроте, а также покровители из высших военно-политических кругов рассчитывали на большее - на мобилизацию сил против сталинского режима. И их не могло удовлетворить то, что действовавшие в составе немецких подразделений русские "армии" не имели абсолютно никакой самостоятельности, использовались в качестве прикрытия своих германских хозяев на фронте и нисколько не меняли характер войны. Еще 1 января 1942 года Н. фон Гроте получил указание одного из руководителей министерства по оккупированным восточным областям - О. Бройтигэма: "Нужен не политик и эмигрант, а человек, близкий к советскому руководству... Наиболее подходящая фигура - пленный генерал".
Им и стал Власов.
Почему именно он? Ведь еще раньше на сторону гитлеровцев перешли генералы В. Ф. Малышкин, Д. Е. Закутный, Ф. И. Трухин, И. А. Благовещенский, бригадный комиссар Г. Н. Жиленков. Может, сказалась немецкая педантичность, и выбор пал на старшего по чину; может, были другие соображения. Во всяком случае, уже после первой беседы Стрикфельда с Власовым стало ясно, что Андрей Андреевич "наиболее подходящая фигура".
"Я согласен воевать против Сталина, но только если мне разрешат создать русскую армию, а не армию наемников, - поставил условие пленный генерал. - Она должна подчиняться русскому национальному правительству...". Он говорил о высокой идее, о борьбе против тирании, о свободах и правах человека, а Стрикфельд подхватывал его рассуждения, рисовал радужные картины будущего союза Германии и России, ругал Гитлера и откровенно говорил о том, что есть много немецких офицеров и даже генералов и фельдмаршалов (коих не называл), недовольных фюрером. Власов поверил и согласился изложить свои просьбы в обращении к германскому командованию.
3 августа 1942 года обращение - в немецкой редакции - от имени "новой России - без большевиков и капиталистов", которая с помощью своей освободительной армии уничтожит сталинскую тиранию и заключит "почетный мир" с Германией, пошло наверх. Но стоило Гитлеру узнать об этом от фельдмаршала Кейтеля, как он взорвался: "Что в конце концов позволяет себе этот сын мясника! Советовать нам вздумал? Да еще одна такая выходка - пусть пеняет на себя!" Кейтель, хорошо знавший сложную обстановку на Восточном фронте и все больше склонявшийся к необходимости создания РОА, пытался уговорить фюрера, но безрезультатно. Когда капитан Н. фон Гроте через некоторое время предложил Кейтелю вернуться к этой теме, тот отрезал: "Не дело военных вмешиваться в политику".
Однако "вмешательство" продолжалось. Правда, сам Власов, узнав о случившемся, долго не мог прийти в себя. Как же так? Выходит, какие-то капитаны сами, без согласования с высоким начальством принимают такие серьезные решения? И никто их не допрашивает, не объявляет "врагами народа", несмотря на то, что они прогневали вождя? Генералу, вышедшему из сталинской шинели, из "Краткого курса", непросто было все это понять. Он хандрил, просил отправить его в лагерь, но вместо лагеря оказался 17 сентября 1942 года в Берлине, на Викторияштрассе, 10, где и размещался тот самый "русский отдел" вермахта. Здесь уже находился будущий штаб РОА (Малышкин, Жиленков, Трухин, Меандров), а также один из "теоретиков" движения за "новую Россию" - майор М. Ф. Зыков, заместитель главного редактора "Извести" Н. И. Бухарина, отсидевший 1937 - 1938 годы в одном из сибирских лагерей. "Мы ведь продолжаем традиции декабристов", - подбадривал Малышкин мрачно настроенного Власова. "Нужно потерпеть, выждать момент, и все пойдет на лад", - убеждали его фон Гроте и Стрикфельдт. "Ну, что ж, попробуем", - решил Власов и дал согласие.
Берлин многим удивил его. Тихая, размеренная жизнь, уютные, симпатичные домики, всюду чистота и порядок, полные продуктов магазины. Даже не верилось, что это столица фронтового государства. Однажды Власова привезли на загородную красивую двухэтажную виллу с большим садом. "А кто здесь живет?" - поинтересовался генерал у сопровождавших его немцев. "Лесничий", - ответили ему. Позднее он признался Стрикфельдту: "Вы победили меня дважды" - под Волховом и на той вилле".
На Викторияштрассе, 10, прибывали новые люди: П. Г. Кромиади - грек, бывший офицер царской армии, эмигрант, Ю. С. Жеребков - тоже эмигрант, Сергей Фрёлих - прибалтийский немец, проживший до войны несколько лет в Москве и с июня 41-го состоявший на службе в немецкой армии в звании лейтенанта. Фрёлих сам явился к Стрикфельдту и предложил свои услуги: "У меня в Риге осталась хорошая фирма, и я не знаю, что с ней будет, если мы проиграем войну. Власовское движение - это единственная возможность войну выиграть. Думаю, буду полезен в вашем деле".
Все те, кто решил вступить в РОА, узнавали о Власове прежде ввсего из листовок. Их в огромных количествах распространяли на оккупированных территориях СССР, сбрасывали с самолетов в тылу у Красной Армии. Листовки постоянно могли читать пленные, перемещенные, жители СССР. Текст был достаточно примитивен и рассчитан, видимо, на полуграмотных мужиков. Вот одна из таких листовок-пропусков на двух страницах: на титуле изображен Власов со знаменем РОА, справа на мешке, возле которого суетятся крысы, сидит Сталин с трубкой во рту и с гармошкой в руках. "Власов:
Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек.
Поднимайся на борьбу с жидами,
Наш свободный русский человек!
Сталин:
Последний нонешний денечек
Иду в кремлевский я дворец,
А завтра рано, чуть светочек,
Придет жидам и мне конец!"
Далее следует обрвщение: "Друзья командиры, красноармейцы и все, кто будет читать листовку! Я в этой листовке расскажу вам правду о нашем движении против иудо-большевистской власти, т. е. что такое РОА. Русская освободительная армия - это передовые русские люди, организовавшиеся естественным путем, вначале маленькими отрядами, из бывших красноармейцев и командиров. Потом нашелся человек - генерал-лейтенант ВЛАСОВ, который объединил эти отряды в одно целое - РОА, и сейчас в ней насчитывается более миллиона человек (явная ложь: до декабря 1944 года у Власова не то, что миллиона, роты в подчинении не было - Н. К.).
Бойцы РОА проходят военную подготовку в ротах, а командиры - сокращенный курс военных школ. Уже сейчас на отдельных участках фронта части РОА борются за освобождение России, и недалек тот час, когда русский народ в лице освободительной армии в союзе с германскими и другими народами Европы разобьет чудовищную машину иудейского большевизма. Вам, наверное, не говорят о нашей РОА, а если и говорят, то как о сброде всяких "врагов народа".
Дорогие друзья! Разве вам неизвестно, что в первые дни войны попали в плен лучшие кадровые части Красной Армии, ее лучшие командиры и бойцы? Так эти вот командиры и бойцы и есть основное ядро РОА, ее организаторы.
Перед РОА стоят задачи: 1. Свержение Сталина и его кагала (жидов).
2. Создание в содружестве с германским и другими народами Европы новой, действительно свободной России, без колхозов и принудительного труда в лагерях НКВД. 3. Восстановление торговли, ремесла, кустарного промысла и предоставление возможности частной инициативы в хозяйственной жизни страны. 4. Гарантия национальной свободы. 5. Обеспечение прожиточного минимума инвалидам войны и их семьям.
Что вам принес советский рай? Сталин говорил: самое ценное - человек, а что же на практике? За дни красного террора, с 1917 по 1923 г. было расстреляно 1 860 000 человек, а за годы голода 1921, 1922, 1932, 1933 и за годы ежовского террора погибло 14 000 000 человек. Отсюда видно, что русский крестьянин и рабочий борются за своих врагов, за своих тюремщиков, за тех, кто отнял у них завоевания славных лет революции.
... Друзья! Переходите на нашу сторону! Этим самым вы поможете всему честному народу, населяющему просторы нашей России, поможете скорейшему окончанию все ненавистной мясорубки. Меньше останется вдов, сирот и калек, уже сейчас умирающих от голода. Этим мы спасем свою страну от дальнейшего разрушения.
С приветом к вам от Русского комитета и с надеждой, чт ов скором будущем будем строить новую Россию, без колхозов и жидов. - РОА".
Ниже в рамочке - "Пропуск". В нем написано: "Пропуск действителен для неограниченного числа командиров, бойцов и политработников РККА, переходящих на сторону германских вооруженных сил, их союзников, Русской освободительной армии и украинских, кавказских, казачьих, туркестанских и татрских освободительных отрядов.
Переходить можно и без пропуска: достаточно поднять обе руки и крикнуть: - "Сталин капут!" или "Штыки в землю!".
Обойдемся без комментариев и попытаемся представить настроение простого солдата или офицера, прочитавшего такого рода листовку, особенно познавшего на собственной шкуре, что такое коллективизация, голод, сталинский террор, что такое приказ "ни шагу назад" и так далее. Кто-то рвал листовку на части и выбрасывал, кто-то совал в карман, выжидал удобный момент и... В конце 1942 - начале 43-го на Викторияштрассе, 10, стали поступать сведения о желающих вступить в РОА.
Власов, однако, радоваться не спешил, ведь и армия, и комитет - все это пока было мифом, а за обещания рано или поздно пришлось бы платить. В срочном порядке при содействии Стрикфельдта удалось организовать две школы подготовки добровольцев под Берлином - в Дабендорфе и в Вулльхайде. Внешне все выглядело неплохо: курсантов размещали в казармах, одевали в немецкую форму с нашивкой на правом рукаве "РОА", а под ней трехцветный флаг в миниатюре, на фуражке - кокарда царской армии. Регулярно шли занятия по военной и политической подготовке, для чтения лекций приезжали даже представители НТС Зайцев, Артемьев, Стифанев, Жеребков и другие. Под руководством майора Зыкова дважды в неделю стали выходить газеты "Доброволец" тиражом 20 тысяч экземпляров и "Заря" тиражом 100 тысяч.
Власов принимал парады, выступал с лекциями, поздравлял выпускников. Но так и оставался генералом без армии. Как соль на раны, действовала на него концовка текста присяги добровольца-власовца, утвержденного немецкими покровителями: "Перед лицом своих товарищей я торжественно клянусь, что буду честно, до последней капли крови по приказу генерала Власова бороться за счастье своего народа, против большевизма. Эта борьба будет вестись в союзе всех свободолюбивых народов с Германией при верховном командовании Адольфа Гитлера". Конечно, можно было делать вид, что последняя строчка - это так, для отвода глаз, хитрая тактика. Однако себя-то Власов не мог обманывать, видел прекрасно, что находится в тисках.
Видел, но пытался всеми правдами и неправдами хоть немного раздвинуть тиски. Где обещанная армия? Где обещанное правительство в изгнании? С этими вопросами он постоянно обращался к представителям "русского отдела". В конце концов получил добро на одну рискованную затею: 27 декабря было опубликовано и разослано в виде листовок "Обращение Русского комитета к бойцам и командирам Красной Армии, ко всему русскому народу и другим народам Советского Союза".
"Большевизм - враг русского народа... - говорилось в нем. - Миллионы русских людей уже заплатили своей жизнью за преступные стремления Сталина к господству над миром, за сверхприбыли англо-американских капиталистов" и так далее плюс 13 пунктов программы (ликвидация колхозов, уничтожение режима террора, частная собственность и т. д.). Были тут и прямо-таки вызывающие строки: "Да здравствует русский народ, равноправный член семьи народов Новой Европы!" (каково это слышать Гитлеру? - Н. К.) - и подписи: "Председатель Русского комитета генерал-лейтенант Власов и секретарь Русского комитета генерал-майор Малышкин".
Гитлер в очередной раз устроил нагоняй фельдмаршалу Кейтелю. И опять Кейтель, как мог, оправдывался, а затем дал указание на Викторияштрассе, 10, "сбавить обороты". Но как тут "сбавишь", если после Сталинграда с Власовым решили установить контакт министр пропаганды Геббельс, министр по оккупированным восточным территориям Розенберг, рейхсфюрер СС Гиммлер и другие высокопоставленные лица Германии, все больше склонявшиеся к мысли о спасительной миссии союза немецкой армии и РОА. Вот только одними листовками "берлинского производства" да лекциями в Дабендорфе и Вулльхайде РОА не создашь, - доказывали опекуны Власова, - нужна поездка генерала на оккупированные территории, нужно, чтобы он выступил перед русскими - пленными, гражданскими, чтобы они увидели и услышали живого Власова. К кому конкретно обращались с просьбой разрешить поездку фон Гроте и Стрикфельдт, неизвестно, во всяком случае, в феврале 1943 года ее начали готовить.
Власов написал письмо "Почему я вступил на путь борьбы с большевизмом", напечатанное в газете "Заря" третьего марта 1943 года, а в "Добровольце" - седьмого марта, в котором он объяснил свое решение сотрудничать с немцами.
В письме, в частности, говорилось: "Советская власть не причинила мне никакого личного ущерба. Я принял идеи народной революции, добровольцем вступил в Красную Армию и воевал за то, чтобы крестьяне получили землю, рабочие - лучшую жизнь, а весь русский народ - светлое будущее ... Но сейчас я вступил на путь борьбы с большевизмом. Почему?.. Я часто общался с рабочими, крестьянами, интеллигентами и убедился, что ни одна из целей не была достигнута победой большевиков... Тяжелая жизнь рабочих, крестьян загнали в колхозы, миллионы расстрелянных без суда и следствия. В армии и всей стране - шпиономания и доносительство.
С самого начала войны я честно выполнял свой долг солдата и сына Родины, но своими глазами видел нежелание русского народа защищать большевистскую власть и систему, видел безответственные действия командиров, вмешательство комиссаров. Русские сражались самоотверженно, но передо мной всегда вставал вопрос: за что мы проливаем кровь? Для меня стало ясно: большевизм вовлек русский народ в войну, выгодную англо-американским капиталистам. Англия всегда была врагом русского народа, всегда пыталась ослабить нашу страну. Поэтому необходим союз новой России с Германией. В союзе с немецким народом нужно разрушить разделяющую нас стену ненависти и подозрения.
Обдумав все это, я принял решение сдаться в плен. Более шести месяцев являясь пленным, я не только не изменил своих убеждений, но и укрепился в них. С помощью военнопленных и широких масс русского народа завершим народную революцию."
В конце февраля Власов выехал из Берлина и в течение трех недель выступал перед большими аудиториями в Смоленске, Гатчине, Могилеве, Риге, излагая программу "русского освободительного движения". Не обошлось и без крамолы. 24 февраля в лекции, проходившей в Смоленском театре, он бросил дерзкую фразу: "Я не марионетка Гитлера", а в Гатчине самоуверенно, как бы поддразнивая сидящих в зале офицеров вермахта, заявил: "Кончится война, мы освободим себя от большевизма и затем примем немцев как дорогих гостей в Ленинграде, которому впоследствии возвратим его исконное название".
"В Берлин Власов вернулся полный надежд", - вспоминал С. Фрёлих. Однако фюреру уже успел донести, и он устроил разнос Кейтелю: "Если этот Власов еще хоть раз появится на публике, им займется гестапо". Дабы угроза не была приведена в действие, "русский отдел" поспешил укрыть незадачливого генерала в безопасном месте - в фешенебельном районе Берлина Далеме.
Страсти немного улеглись, но за особняком на Кибицвег, 9, уже установило слежку гестапо. Власов поначалу из дома не выходил, гулял по саду, писал, читал газеты, слушал радио. Противоречивые чувства вызывали у него сообщения о предстоящих событиях на Курской дуге. Кому желать поражения? Кому победу? Победит Гитлер - РОА крышка. Победит Сталин - и тогда Красную Армию уже не остановишь, попробуй воевать с ней, если она пойдет победным маршем по Европе...
Долго размышлять не пришлось. В конце марта - начале апреля к нему зачастили посетители. Энтээсовец Ю. С. Жеребков посоветовал Власову послать кого-нибудь из близких ему людей в Париж для встречи с русскими эмигрантами.
В Париж послали В. Ф. Малышкина. Старая белая эмиграция без особой симпатии отнеслась к нему, так как видела в нем ненадежного человека, дважды совершившего предательство: в апреле 1918 года он убежал из белой армии в Красную (перед войной работал в военной академии, а с 7 июля 1941 года был начштаба 19-й армии; командующий И. С. Конев представил его к званию генерал-майора), а потом согласился сотрудничать с гитлеровцами. Эмигрантам трудно было поверить и другим "перекрасившимся большевикам-власовцам", чью программу "единой и неделимой России" докладывал Малышкин в зале Вагран. И все же контакты появились.
Но разве в них дело? "Армия - вот, что мне нужно, - твердил Власов Стрикфельдту. - Вы, немцы, не верите мне..."
Надо было как-то поднять генералу настроение, и с разрешения фельдмаршала Кейтеля его снова отправили в агитационную поездку на оккупированные территории.
29 апреля Власов прибыл в Ригу. Его хорошо приняли офицеры вермахта, на следующий день он встречался с журналистами, и потом пошли выступления - Псков, Луга, Волосово, Сиверский, Толмачево, Гатчина, Дедовичи. Власов немного пришел в себя, говорил раскованно, хлестко и опять не удержался от дерзкой выходки. В Луге прорвавшейся через полицейский кордон толпе бросил вопрос: "Хотите вы стать рабами немцев?" "Нет!" - дружно прокричали в ответ. "Я тоже так думаю, - сказал Власов. - Но пока германский народ поможет нам. Так же поможет, как в свое время русский народ помог ему в борьбе с Наполеоном".
Терпение Гитлера лопнуло. 8 июня он потребовал от фельдмаршала Кейтеля объяснений. Беседа протекала так.
"Кейтель: - Вся пропаганда Власова, которую он, так сказать, сам по себе развил, является базой для нашей широкой пропаганды, известной под названием "Просвет" и предназначенной для перебежчиков. С этой целью были выпущены листовки, которые мы согласовали с рейхсминистром Розенбергом и его министерством. Они были обсуждены дословно, подтверждены и одобрены. И тогда в начале мая эта кампания пошла полным ходом. Когда они перебегают, их особенно хорошо принимают. Это основа приказа 8/139, который распространяется как летучка.
Гитлер: - Я эту летучку видел.
Кейтель: - Приняты меры к тому, чтобы перебежчики помещались в особые лагеря и чтобы к ним было особенно хорошее отношение.
Гитлер: - Это нормально.
Кейтель: - Позже они могут записаться на службу; прежде всего в качестве нормальных рабочих, затем как вольнопомогающие, в-третьих, в известных случаях в национальные части.
Гитлер: - Этого там нет.
Кейтель: - Позже в инструкции это было сказано - спустя известный срок они могут быть переведены. Это объявил генерал, командующий Восточными войсками, я справлялся об этом. Если после определенного периода испытаний они себя оправдают, они смогут заявить о своем желании быть использованными таким образом, и при определенных условиях они допускаются как в число вольнопомогающих, так и в национальные части. Вся эта широкая пропаганда основана на прокламациях, подписанных Национальным русским комитетом. И вот наряду с тем, что мы всенда говорили: вас будут хорошо кормить, к вам будут хорошо относиться, вам дадут работу, вы вернетесь на родину, германский рейх не допустит сохранение большевизма, не позволит отнимать землю у крестьян и тому подобное, наряду с этим там сказано следующее: перебегайте к нам, если перебежите, вступайте в Русскую освободительную армию. Это действительно там сказано.
Гитлер: - Эту листовку следовало бы мне показать.
Кейтель: - Это мы сейчас исправим..."
В тот же день, 8 июня, Гитлер вновь запретил формирование РОА под командованием Власова.
Не изменило позицию фюрера и крупное поражение на Курской дуге. Более того, он даже намеревался разоружить "национальные формирования" - кавказские, туркестанские, украинские, казачью дивизию фон Паннвица, действовавшие на востоке, подозревая их в ненадежности, но затем принял решение об их переброске на запад.
Власов был в отчаянии: все планы и надежды рушились. И вроде бы он видел, как начали вокруг него суетиться высокопоставленные особы, но желаемых результатов не было. Посетившему его полковнику Гелену, в руках которого находился контроль за всеми национальными формированиями на востоке, Власов жаловался: "Я сжег все мосты, связывавшие меня с родиной. Я пожертвовал своей семьей, которая сегодня в лучшем случае находится в лагере, а скорее всего уничтожена. Я не колеблясь выступил с немцами против Сталина. Лично для меня победа или поражение грозят смертью. Этим глупым немцам должно быть ясно, что я отступать не могу. Но, несмотря на это, я чувствую на себе подозрительные взгляды окружающих меня маленьких призраков. Часто я читаю на их лицах вопрос: когда же этот русский убежит к Сталину? Какая глупость!.. Я убежден, что консультации со мной позволили бы провести успешные операции и избежать многих жертв..." "Время не пришло", - отвечал Гелен. "Ну что ж, - говорил Власов, - тогда сыграем в преферанс".
Так и тянулись дни: преферанс, прием высоких гостей, "задушевные беседы" и водка. Запивали власовцы иногда "по-черному", не просыхая по нескольку дней.
Летом 1944 года положение гитлеровских войск и на востоке, и на западе стало критическим. Красная Армия вступила на территорию Румынии, Чехословакии, Польши и Венгрии;войска США и Англии, высадившиеся 6 июня в Нормандии, вели успешные операции во Франции. И хотя Гитлер в этой обстановке неминуемого поражения так и не изменил свое отношение к власовцам, его ближайшее окружение в спешном порядке, когда уже, по сути-то, было поздно, решилось на создание "русской оппозиции" сталинскому режиму. 20 июня с Власовым согласовали вопрос о его подчинении руководству СС. На 22 июля намечалась встреча Власова с рейхсфюрером СС Гиммлером (это ведь все равно, что встреча с Берией, Власов колебался, но другого выхода не видел), однако покушение на Гитлера 20 июля отсрочило свидание. Оно состоялось только 16 сентября.
"Недочеловеки есть в каждой нации, - начал беседу Гиммлер. - Разница между вами и нами состоит лишь в том, что у вас недочеловеки стоят у власти, а у нас, в Германии, я их всех посадил под замок".
Власов не возражал, главное было добиться своего, не упустить последний шанс. Он называл Гиммлера "самым сильным человеком в Германии", посетовал на "ошибочное представление" немцев о русских, на слишком жесткую позицию германского руководства, которая, по его мнению, способствовала росту русского патриотизма. А потом перешел к главному: разрешите мне сформировать армию из русских военнопленных и рабочих, помогите вооружить их; дайте возможность образовать федеративный комитет... "Господин министр, если бы сейчас получил в свое распоряжение армию, состоящую из моих соотечественников, я пошел бы с ней на Москву и помог успешно завершить войну. Да я бы мог завершить ее просто по телефону, потому что говорил бы со своими друзьями, сражающимися на другой стороне".
Итог подвел Гиммлер: вот вам две дивизии, чин генерал-полковника, право на формирование комитета плюс ряд условий: борьба с большевизмом - раз, Россия в границах до сентября 1939 года - два, отказ от Крыма - три, казакам - собственное правительство - четыре, нерусским народам - широкая автономия - пять. Все!
Негусто. Но "Власов был горд и очень оживлен. Теперь у него такое же соглашение, как у Черчилля и Сталина", - вспоминал Стрикфельдт.
14 ноября 1944 года в Праге состоялся учредительный съезд Комитета освобождения народов России (КОНР). В нем приняли участие 500 делегатов от 49 комитетов, представляющих в основном старую и новую эмиграцию, национальные формирования. Ждали присутствия на съезде Гиммлера и приветственной телеграммы Гитлера, но даже в эти "минуты роковые" высшее руководство Германии держало власовцев на дистанции: присутствовали протектор Чехословакии Франк и заместитель Риббентропа Лоренц. Что же касается немецкой цензуры, то она по-прежнему дышала в спину составителям всевозможных заявлений и обращений съезда, в особенности программного документа - "Манифеста Комитета освобождения народов России".
"Соотечественники! Братья и сестры! В час тяжелых испытаний мы должны решить судьбу нашей Родины, наших народов, нашу собственную судьбу, - говорилось в нем. - Человечество переживает эпоху величайших потрясений. Происходящая мировая война является смертельной борьбой противоположных систем...
За что борются в эту войну народы России? За что обречены на неисчислимые жертвы и страдания? Два года назад Сталин еще мог обманывать народы словами об отечественном, освободительном характере войны. Но теперь Красная Армия перешла границы Советского Союза, ворвалась в Румынию, Болгарию, Сербию, Хорватию, Венгрию и заливает кровью чужие земли. Теперь очевидным становится истинный характер продолжаемой большевиками войны. Цель ее - еще больше укрепить господство сталинской тирании над народами СССР, установить это господство во всем мире..."
Возникает вопрос: а Гитлер? Разве он не к тому же стремился? Однако в манифесте на это и намека не могло быть. Зато было такое положение: "КОНР приветствует помощь Германии на условиях, не затрагивающих чести и независимости нашей родины. Эта помощь является сейчас единственной возможностью организовать борьбу против сталинской клики". Власов оправдывался: "Не для того я столько терпел и добился столь многого, чтобы погорячиться и свести на нет все достигнутое".
Споров на съезде вокруг программного документа не было, его приняли единогласно.
Хотя в первую неделю после создания КОНР и поступило 60 тысяч заявлений добровольцев, немцы не давали разрешения на их включение в РОА. Лишь в конце декабря под Мюзингеном была сформирована первая дивизия РОА под командованием полковника С. Буняченко (600-я русская пехотная дивизия), а в конце января 1945 года под Хойбергом - вторая дивизия под командованием генерал-майора Г. А. Зверева (650-я русская пехотная дивизия). К С. Буняченко попали остатки бригады Б. Каминского, действовавшей в составе 29-й и 30-й дивизий СС, а также шесть сформированных в 1942 году русских батальонов, а к Г. А. Звереву - восемь русских батальонов и частично 30-я дивизия СС. Кроме того, в Хойберге располагались батальон охраны, резервная бригада, офицерская школа, штаб. Власов был назначен главнокомандующим только 28 января 1945 года. 4 февраля к РОА добавили так называемые "воздушные силы" генерал-майора В. И. Мальцева.
Итак, после стольких обещаний, просьб и переговоров было собрано не более 30 тысяч не особенно надежных людей, которые чувствовали приближение конца Германии и не желали воевать на ее стороне, да еще и с Советской Армией. Видели ли Власов и его окружение какой-то выход? Скорее всего лишь в общих чертах: ни в коем случае не сдаваться советским войскам, освободиться, по возможности, от немецкой опеки и перейти на сторону союзников (на любых условиях - как пленные, интернированные или военнослужащие). Последующие события показали, что все эти намерения оказались не более чем иллюзиями.
Полной неудачей закончились, в частности, попытки выйти на посольства США и Великобритании через Международный Красный Крест в Швейцарии.
11 апреля 1945 года первая дивизия С. Буняченко получила приказ германского командования выйти на реку Одер и атаковать советские войска. Буняченко, понимавший, что это означает просто гибель дивизии, отказался: "Я подчиняюсь только Власову". Послали сообщение Власову, и тот дал понять Буняченко: нужно хотя бы для виду пострелять, а потом отходить на юг, в сторону Австрии и Югославии, где предположительно должны были оказаться англо-американские части.
Так и получилось. 13 апреля первая дивизия начала "атаку", затем быстро ее прекратила и, несмотря на требования немцев возобновить огонь, покинула позиции и пошла на юг. Как ни пытались немецкие командиры остановить Буняченко, как ни грозили расстрелом и ему, и Власову, ничего у них не вышло, а связываться с вооруженными людьми, которым уже нечего терять, им не хотелось. Власов, находившийся с 19 апреля вместе со штабом КОНР и второй дивизией в Фюссене, одобрил действия Буняченко. Сам же 20 апреля на совещании с Жиленковым, Малышкиным, Трухиным и Закутным предложил немедленно договориться с англо-американским командованием.
29 апреля Малышкин явился в штаб 20-го американского корпуса, откуда был отправлен к командующему 7-й американской армией генералу Петчу. Малышкин не знал, что на совещании "Большой тройки" в Ялте в феврале 1945 года Сталин добился включения в совместное заявление следующего пункта: "Мы обязуемся оказывать всестороннюю помощь, совместимую с требованием ведения военных операций, в целях обеспечения быстрой репатриации всех военнопленных и гражданских лиц". И "оказали помощь", поместив для начала Малышкина в лагерь военнопленных в Аугсбурге. Позже в руках американцев оказались Жиленков, Меандров, Корбуков, Шатов, Закутный, Благовещенский.
Между тем дивизия Буняченко подошла к Праге, где четвертого, а не пятого мая, как гласит официальная версия, вспыхнуло антифашистское восстание. Гарнизон отборных эсэсовских частей бросился на подавление и вот-вот уже был готов потопить его в крови, как Буняченко предложил помощь чехам, надеясь, видимо, что это потом зачтется.
Не зачлось. Первая дивизия РОА действительно нанесла мощный удар по эсэсовцам, но узнав, что на "спасение" чехов от власовцев брошены стоявшие под Берлином войска маршала И. С. Конева, Буняченко отдал приказ двигаться на юг, навстречу той самой 7-й американской армии, командование которой уже имело четкие инструкции, как поступить с "гостями": разоружить и - в лагерь. Инструкции были выполнены. Правда, Буняченко вместе со штабом дивизии удалось укрыться в крепости Шлюссельбург, где уже находился Власов. Но, недолго думая, уцелевшая верхушка власовской армии приняла решение: сдаться ... американцам. И ведь знали, как те встречают русских в фашистской форме, но все равно упрямо шли навстречу гибели, как загнанные волки на красные флажки. Власову, кстати, как Звереву и Трухину, не удалось даже до американцев добраться, их взяли свои. Те же, кто оказался за колючей проволокой американских лагерей, были выданы - кто раньше, кто позже - советским властям. Некоторые из них расстреливались на месте, других ждали на родине лагеря и тюрьмы.
2 августа 1946 года военная коллегия Верховного суда приговорила к смертной казни через повешение 12 человек: А. А. Власова, В. Ф. Малышкина, Г. Н. Жиленкова, Ф. И. Трухина, Д. Е. Закутного, И. А. Благовещенского, М. А. Меандрова, В. И. Мальцева, С. К. Буняченко, Г. А. Зверева, В. Д. Корбукова, Н. С. Шатова. В тот же день в Москве на Лубянке приговор был приведен в исполнение.
Некоторая часть власовцев спаслась, укрывшись в США, Англии и других странах Европы: "холодная война", начавшаяся почти одновременно с казнью второго августа, уберегла их от выдачи советским властям. В Нью-Йорке они создали "Союз борьбы за освобождение народов России", получивший свое издательство и начавший выпускать брошюры, воспоминания, документы, оригиналы которых находятся в книгохранилищах Колумбийского университета. Правда, основная масса документов пропала. Во время эвакуации КОНР из Берлина член секретариата Власова Лев Рар в течение двух дней сжигал списки членов КОНР, протоколы заседаний. Начальник канцелярии Власова полковник Кромиади, перевозивший еще одну большую часть документации из Карлсбада в Фюссен, попал 9 апреля под бомбежку, сам был ранен, а багаж с бумагами был значительно поврежден. Чемодан с бумагами пытался прихватить и секретарь в Дабендорфе Н. Л. Норейкис, но так и не смог его по каким-то причинам увезти. Где он находится, неизвестно.
Многое во всей этой истории остается тайной, которую нам вряд ли удастся понять до конца. Почему Власов отказался, когда ему предложил Ю. Жеребков, улететь в Испанию в апреле 1945 года? Была ли устойчивая связь между власовцами и участниками заговора против Гитлера 20 июля 1944 года? Кто же все-таки пошел на службу в РОА и как сложилась судьба тех, кому удалось выжить? Вопросов очень много.
Мы не знаем, а возможно, и никогда не узнаем, как в действительности обстояли дела с признаниями Власова и его одиннадцати сподвижников во время допросов на Лубянке и судебного процесса. Недавняя публикация в "Военно-историческом журнале" (1990, № 6), в которой приводятся некоторые "признания" и выносится суровый приговор авторов ( А. Ф. Катусева и В. Г. Оппокова) "иудам", только и мечтавшим о том, как бы выгодне продать Родину, вряд ли поможет выяснить истину. Уж слишком хорошо теперь известен сценарий судебно-следственных спектаклей, игравшихся в театре сталинской инквизиции. И потому негоже современному историку принимать за чистую монету один из спектаклей и слова его участников, произносимые, надо полагать, под диктовку бериевских суфлеров.
С мифами расставаться трудно. Но жить с ними еще трудней.
Николай Коренюк, кандидат исторических наук