Гейнц Гудериан «Воспоминания солдата»
Глава VI (продолжение)КАМПАНИЯ В РОССИИ 1941 ГОДА
8. СРАЖЕНИЕ ЗА ОРЁЛ И БРЯНСК
Для проведения наступления на район Орёл, Брянск, явившийся необходимым трамплином для наступления на Москву, состав 2-й танковой группы был изменён следующим образом.
46-й танковый корпус вместе с дивизией СС «Рейх» и полком «Великая Германия» был передан в подчинение 4-й танковой группы, действовавшей на рославльском направлении. 1-я кавалерийская дивизия снова перешла в подчинение 2-й танковой группы. Кроме того, в подчинение 2-й танковой группы передавались: 48-й танковый корпус под командованием генерала танковых войск Кемпффа в составе 9-й танковой дивизии, 16-й и 25-й мотодивизий; 34-й корпус под командованием генерала Метца в составе 45-й и 134-й пехотных дивизий; 35-й корпус под командованием генерала Кемпффе в составе 293, 262, 296 и 95-й пехотных дивизий.
Я решил нанести главный удар через Глухов на Орел силами 24-го танкового корпуса. Правее 24-го танкового корпуса должен был наступать через Путивль 48-й танковый корпус; левее 24-го танкового корпуса наступал из района Шостка 47-й танковый корпус. Обеспечение правого фланга было возложено на 34-й корпус и 1-ю кавалерийскую дивизию, которые должны были двигаться уступами за танковыми корпусами.
48-му танковому корпусу была поставлена задача - пройти с боями через Недригайлов и Сумы и, уничтожив действовавшего там противника, сосредоточиться в Путивле для подготовки к наступлению. Этим я хотел с самого начала обеспечить свой правый фланг. Однако, выдвинув эту смелую идею, я недооценил силу сопротивления русских войск, действовавших за Киевом, 48-й танковый корпус не смог, как об этом будет сказано дальше, отбросить противника; он был вынужден выйти из боя и направиться к району своего сосредоточения, двигаясь за линией фронта, занимаемой полком «Великая Германия». 25-я мотодивизия с большим трудом вышла из боя, потеряв некоторое количество своих автомашин. Было бы лучше, если бы я послушался совета Либенштейна и с самого начала продвинул 48-й танковый корпус за линию фронта. Конечно, для этого требовалось, чтобы пехота 34-го корпуса прибыла несколько раньше. Однако считаться с этим пришлось лишь через 5 дней.
Для доукомплектования наших танковых дивизий нам было в конце концов обещано 100 новых танков. К сожалению, 50 из них были по ошибке отправлены в Оршу и прибыли к нам слишком поздно. Горючее также не было доставлено в требуемом количестве.
Наиболее крупные силы для осуществления всей предстоящей операции были сосредоточены в районе Рославля. К началу наступления за линией фронта сосредоточились: 1-я танковая дивизия, дивизия СС «Рейх», 3-я мотодивизия и пехотный полк «Великая Германия». Кроме того, здесь же располагались 2-я и 5-я танковые дивизии, которые до сих пор находились в резерве. Сомнительно, чтобы такое массированное сосредоточение танковых сил для фронтального наступления было правильным.
На мой взгляд, было бы более целесообразным оставить 46-й танковый корпус во 2-й танковой группе. Также было бы выгоднее использовать хорошо отдохнувшие бронетанковые дивизии для нанесения флангового удара, а не для проведения фронтального наступления.
27 сентября я посетил 48-й танковый корпус с тем, чтобы ознакомиться с его состоянием. После непродолжительной беседы в штабе корпуса, находившегося в городе Ромны, я отправился в населённый пункт Красная ( 10 км юго-восточнее Недригайлова), где находилась 9-я танковая дивизия под командованием генерала Хубики, а оттуда возвратился в Недригайлов.
28 и 29 сентября стало ясно, что попытка 48-го танкового корпуса продвинуться прямо на Путивль потерпела неудачу. Поэтому наше наступление в этом районе было прекращено. Некоторый успех был, правда, достигнут в районе Штеповка лишь тем, что противник был введён в заблуждение и остался в неведении относительно действительного направления нашего удара. 48-й танковый корпус был переброшен на север под прикрытием полка «Великая Германия», который в то время всё ещё оставался на своих прежних позициях.
На 30 сентября положение частей 2-й танковой группы было следующим.
48-й танковый корпус выступил из района Гадяч, Штеповка и направился через Недригайлов на Путивль, имея впереди 9-ю танковую дивизию; за ней следовали 25-я и 16-я мотодивизии, которые только что были сменены пехотными соединениями 34-го корпуса.
24-й танковый корпус выступил из Глухова на Севск, Орёл, имея впереди 3-ю и 4-ю танковые дивизии, за которыми следовала 10-я мотодивизия.
47-й танковый корпус (18-я и 17-я танковые дивизии) выступил из Ямполя, продвигаясь своим правым флангом в направлении на Севск.
29-я мотодивизия должна была следовать уступом влево в направлении на Середина Буда.
Оба корпуса, на которые была возложена задача обеспечения флангов, выступили, двигаясь частью сил через Костобобр, частью через Ромны. 1-я кавалерийская дивизия располагалась на западном берегу р. Судость в районе севернее и южнее Погар.
Наше наступление было неожиданным для противника. Особенно быстро продвигался 24-й танковый корпус, достигший пункта Хинель. 47-й танковый корпус занял населённый пункт Журавка и продвигался далее на северо-восток.
Утром 30 сентября я отправился в Глухов, где мы организовали наш новый командный пункт. Отсюда я дал указание генералу Кемпффу выделить необходимые силы для обеспечения восточного фланга 24-го танкового корпуса в районе Путивля. Кемпфф со своей стороны доложил мне, что в районе Штеповки русские неожиданно напали на два батальона 119-го пехотного полка и захватили их автотранспорт. Русские атаковали своими тяжёлыми танками. Эта была очень неприятная потеря. Для того, чтобы восстановить положение, пришлось ещё раз повернуть обратно некоторые подразделения 9-й танковой дивизии. Генерал фон Гейер сообщил, что пикирующие бомбардировщики из-за плохой погоды не могут подняться в воздух. Он предполагал, что перед ним находятся арьергарды противника, в то время как генерал Лемельзен доносил о том, что наступление явилось полной неожиданностью.
Командованию группы армий было сообщено, что снятие с фронта полка «Великая Германия» оттягивается, так как на корпус Кемпффа наступают крупные силы противника, а смена передовых частей его корпуса пехотой 34-го корпуса откладывается и начнется только ночью 1 октября. До подхода основной массы пехоты пройдёт ещё четверть суток.
Население Глухова обратилось к нам с просьбой разрешить им снова пользоваться своей церковью. Мы охотно дали им разрешение на это.
1 октября 24-й танковый корпус занял Севск. Нашим войскам удалось прорвать фронт противника. По мере получения горючего войска продолжали энергично продвигаться вперед. Я выехал из Глухова и направился через Эсмань в Севск, в 4-ю танковую дивизию. Вдоль дороги стояли различные подбитые автомашины русских, что свидетельствовало о полной неожиданности нашего наступления для противника. Близ дороги, на холме, где стояла ветряная мельница, я увидел генералов фон Гейера и фон Лангермана. Многие подразделения 4-й танковой дивизии уже достигли Севска. На местности оставались следы ожесточённых боёв. По дороге мы видели убитых русских, встречали много раненых; на коротком пути от дороги до мельницы я и сопровождавшие меня офицеры в плен 14 человек русских, прятавшихся в траве, в том числе одного офицера,всё ещё поддерживавшего телефонную связь с Севском. В 4 км севернее Севска, который уже находился в наших руках, я встретил полковника Эбербаха, храброго командира танковой бригады 4-й танковой дивизии. На мой вопрос о том, в состоянии ли он продолжать наступление до Дмитровска (Дмитровск-Орловский), он ответил утвердительно. Поэтому я приказал ему продолжать преследование противника, хотя до этого генералы ошибочно информировали меня, что из-за недостатка горючего они вынуждены приостановить наступление. Во время моей беседы с Эбербахом русская авиация бомбила дорогу, по которой двигались наши войска, а также город Севск. Затем я отправился к передовым подразделениям наших танковых частей и объявил благодарность личному составу подразделения, которым командовал майор Юнгенфельдт. На обратном пути я сообщил командиру корпуса о своём приказе продолжать наступление. Передовые части 24-го танкового корпуса продвинулись за этот день на 130 км!
Передовой отряд нашего соседа справа - 6-й армии вступил в этот день в Гадяч, другие части армии продвинулись в направлении на Миргород, имея целью закрыть промежуток, образовавшийся между нами и 17-й армией.
2 октября наступление продолжалось со всей силой, фронт был полностью прорван, и 13-я армия русских была отброшена на северо-восток. Я посетил 10-ю мотодивизию и входивший в состав этой дивизии 41-й пехотный полк, которым командовал полковник Траут. В течение этих дней мы имели очень незначительные потери. Однако общие потери с самого начала наступления выражались значительными цифрами. Войска получили небольшое поплнение, однако у новых солдат было только желание воевать; они не имели того боевого опыта и той закалки, которыми обладали наши старые солдаты.
4-я танковая дивизия заняла Кромы, достигнув тем самым шоссейной дороги, идущей на Орёл.
Уторм 2 октября перешла в наступление вся группа армий «Центр»; хорошая погода способствовала успеху наступления. Наш сосед слева - 2-я армия, несмотря на упорное сопротивление противника, прорвала его оборонительные позиции на рубеже, проходившем по линии рек Судость, Десна.
3 октября 4-я танковая дивизия захватила Орёл. Это дало нам возможность получить хорошую шоссейную дорогу и овладеть важным железнодорожным узлом шоссейных дорог, который должен был стать базой для наших дальнейших действий.
Захват города произошёл для противника настолько неожиданно, что когда наши танки вступили в Орёл, в городе ещё ходили трамваи. Эвакуация промышленных предприятий, которая обычно тщательно подготавливалась русскими, не могла быть осуществлена. Начиная от фабрик и заводов и до самой железнодорожной станций, на улицах повсюду лежали станки и ящики с заводским оборудованием и сырьём.
47-му танковому корпусу была поставлена задача наступать в направлении на Брянск.
Действовавшая правее нас 6-я армия наступала своим правым флангом на Харьков, а левым флангом - через Сумы на Белгород. Это имело важное значение для обеспечения нашего правого фланга, 4-я танковая группа прорвала фронт противника и продвинулась в направлении на Мосальск, Спас-Деменск с целью окружения противника, расположенного западнее Вязьмы. 3-я танковая группа захватила плацдарм в районе верхнего течения Днепра у города Холм.
4 октября передовые части 24-го танкового корпуса овладели Моином, расположенным по дороге на Тулу. 3-я и 18-я танковые дивизии наступали на Карачев. 17-я танковая дивизия захватила плацдарм на р. Нерусса, обеспечив себе возможность дальнейшего продвижения на север.
Наш сосед слева перешёл р. Болва и достиг железнодорожной линии Сухиничи - Ельня. 3-я танковая группа заняла город Белый. В тыловых районах группы армий «Центр» впервые были отмечены действия партизан.
Так как я хотел на следующий день посетить 47-й танковый корпус, я отправил заранее свои автомашины в Дмитровск (Дмитровск-Орловский), где они должны были дожидаться меня на посадочной площадке, куда я должен был прилететь на «Шторхе». Это дало мне возможность избежать продолжительной поездки по испортившейся дороге. К 10 час. 30 мин. 5 октября я уже был у генерала Лемельзена.
18-я танковая дивизия пересекла дорогу Орёл - Брянск и наступала в направлении на север; 17-й танковой дивизии была поставлена задача произвести налёт на Брянск и овладеть им. Затем я вылетел на «Шторхе» в штаб 24-го танкового корпуса, находившийся в Дмитровске (Дмитровск-Орловский).
Генерал фон Гейер пожаловался на плохое положение с горючим, от регулярного обеспечения которым в значительной степени зависел успех дальнейшего продвижения. Трофейного горючего у нас, к сожалению, было очень мало. Но поскольку аэродром в Орле находился в наших руках, я обратился с убедительной просьбой к командующему 2-м воздушным флотом обеспечить доставку по воздуху необходимого нам горючего в количестве 500 000 литров. В этот день я получил довольно внушительное представление об активности русской авиации. Сразу же после моего приземления на аэродроме в Севске произошёл налёт русской авиации на этот аэродром, где находилось до 20 немецких истребителей. Затем авиация противника бомбила штаб корпуса, в результате чего в комнате, где мы находились, вылетели оконные стёкла. Затем я направился к дороге, по которой двигалась 3-я танковая дивизия. Здесь мы также подверглись неоднократной бомбёжке со стороны русских бомбардировщиков, которые летали группами в 3-6 самолётов на большой высоте и причиняли поэтому незначительный урон. На 6 сентября воздушный флот обещал нам усилить прикрытие истребителями, и поэтому можно было рассчитывать на улучшение положения.
С этого дня наша 2-я танковая группа стала называться 2-й танковой армией.
25-я мотодивизия была подчинена непосредственно армии и переведена в Севск. 48-й танковый корпус занял Рыльск, 24-й корпус расширил свой плацдарм на р. Зуша севернее Орла, а 47-й корпус занял Карачев.
Наш сосед справа предполагал к 6 октября достичь линии нашего боевого охранения на р. Псёл. Слева от нас наступали на Сухиничи 43-й и 13-й армейские корпуса. Немецкие войска овладели городом Юхнов.
6 октября наш командный пункт был перемещён в Севск. Южнее Мценска 4-я танковая дивизия была атакована русскими танками, и ей пришлось пережить тяжёлый момент. Впервые проявилось в резкой форме превосходство русских танков Т-34. Дивизия понесла значительные потери. Намеченное быстрое наступление на Тулу пришлось пока отложить.
Большую радость доставило нам сообщение о знятии 17-й танковой дивизией Брянска и захвате имевшегося там моста через Десну, что обеспечивало нам возможность установления связи со 2-й армией, действовавшей западнее Десны. Состояние нашего мнабжения в значительной степени зависело от восстановления шоссе и железной дороги Орёл - Брянск. Окружение войск противника в районе между реками Десной и Судость осуществлялось с большим успехом. Севернее Борщева нашими войсками был захвачен плацдарм на р. Навля.
Не меньшую радость доставили нам сообщения о том, что на нашем открытом фланге, где корпус Кемпффа медленно подтягивался по топкой дороге к Дмитриеву (Дмитриев-Льговский), а 34-й корпус генерала Метца подходил к Рыльску, было спокойно.
1-й танковой армии, входившей в состав группы армий «Юг», была поставлена задача наступать в направлении Азовского моря. Наш сосед справа намеревался наступать в направлении на Штеповку. Отдельные подразделения 25-й мотодивизии, которые всё ещё действовали в этом районе, были таким образом освобождены и отправлены в Путивль в корпус Кемпффа. Наш сосед слева занял Жиздру и получил задачу продвигаться на Брянск, чтобы действовать во взаимодействии с 2-й танковой армией.
В ночь с 6 на 7 октября выпал первый снег. Он быстро растаял, но дороги превратились в сплошное месиво и наши танки двигались по ним с черепашьей скоростью, причём очень быстро изнашивалась материальная часть. Мы повторно обратились с просьбой о доставке зимнего обмундирования, но нам ответили, что оно будет получено своевременно и нечего об этом излишне напоминать. После этого я неоднократно напоминал о необходимости прислать зимнее обмундирование, но в этом году оно так и не было мне доставлено.
Личный состав 48-го танкового корпуса в пешем строю продвигался по топкой дороге на Дмитриев (Дмитриев-Льговский). Контратаки русских на Брянск были отбиты, 29-я мотодивизия достигла устья р. Ревна.
Наш сосед справа приближался к Штеповке, сосед слева направил 53-й армейский корпус на Брянск с запада. Это должно было, по нашим предположениям, облегчить положение 47-го танкового корпуса и освободить необходимую для организации нашего снабжения дорогу Рославль - Брянск - Орёл. 2-я армия заняла Сухиничи и Мещовск. У Вязьмы 4-я и 9-я армии окружили до 45 соединений противника, 10-я танковая дивизия заняла Вязьму.
По мнению главного командования сухопутных войск, создавшаяся выгодная обстановка благоприятствовала дальнейшему развёртыванию операций в направлении на Москву. Германское командование хотело помешать русским еще раз создать западнее Москвы глубоко эшелонированную линию обороны. Главное командование сухопутных войск носилось с идеей, чтобы 2-я танковая армия продвинулась через Тулу до рубежа Оки между Коломной и Серпуховом. Во всяком случае, это была очень далёкая цель! В соответствии с той же идеей 3-я танковая группа должна была обойти Москву с севера. Этот план главнокомандующего сухопутными войсками встретил полную поддержку со стороны командования группы армий «Центр».
8 октября я вылетел на «,Шторхе» из Севска в Орёл, где меня дожидались заранее отправленные туда мои автомашины. Я летел над «дорогой», которая до Кромы представляла собой сугубо мрачную картину.
От Кромы до Орла дорога имела твёрдое покрытие, но на этом участке она была вся изрыта воронками. Генерал фон Гейер доложил мне, что отмечено усиление противника, действующего против 4-й танковой дивизии, и установлено прибытие ещё одной пехотной дивизии и танковой бригады. 3-я танковая дивизия продвигалась на север, имея своей задачей занять Болхов, 4-й танковой дивизии на 9 октября была поставлена задача занять Мценск.
Особенно неутешительными были полученные нами донесения о действиях русских танков, а главное, об их новой тактике. Наши противотанковые средства того времени могли успешно действовать против танков Т-34 только при особо благоприятных условиях. Например, наш танк Т-IV со своей короткоствольной 75-мм пушкой имел возможность уничтожить танк Т-34 только с тыльной стороны, поражая его мотор через жалюзи. Для этого требовалось большое искусство. Русская пехота наступала с фронта, а танки наносили массированные удары по нашим флангам. Они кое-чему уже научились. Тяжесть боев постепенно оказывала свое влияние на наших офицеров и солдат. Генерал фон Гейер снова обратился ко мне с просьбой ускорить доставку зимнего обмундирования. Не хватало прежде всего сапог, нательного белья и носков. Серьёзность этого сообщения заставляла задумываться. Поэтому я решил немедленно отправиться в 4-ю танковую дивизию и лично ознакомиться с положением дел. На поле боя командир дивизии показал мне результаты боёв 6 и 7 октября, в которых его боевая группа выполняла ответственные задачи. Подбитые с обеих сторон танки ещё оставались на своих местах. Потери русских были значительно меньше наших потерь.
Возвратившись в Орел, я встретил там полковника Эбербаха, который также доложил мне о ходе последних боёв; затем я снова встретился с генералом фон Гейером и командиром 4-й танковой дивизии бароном фон Лангерманом. Впервые со времени начала этой напряжённой кампании у Эбербаха был усталый вид, причём чувствовалось, что это не физическая усталость, а душевное потрясение. Приводил в смущение тот факт, что последние бои подействовали на наших лучших офицеров.
Но зато в главном командовании сухопутных войск и в штабе группы армий царило приподнятое настроение!
Именно в этом проявилась пропасть между взглядами высшего командования и нашими, хотя в тот период 2-я танковая армия ничего не знала о том, что высшее командование так сильно опьянено нашими победами.
Вечером было получено донесение из 35-го корпуса о том, что противник оказывает сильное давление на наши войска, расположенные севернее Суземки (западнее Севска). Отсюда можно было заключить, что окружённые южнее Брянска русские войска пытаются прорваться на восток. Я связался с 1-й кавалерийской дивизией, которая всё ещё находилась на западном берегу р. Судость, и потребовал сообщить мне, не замечены ли какие-либо изменения в поведении противника. Хотя ничего подозрительного и не было отмечено, я всё же приказал дивизии перейти в наступление и переправиться на восточный берег реки. Дивизия должна была при этом установить, находится ли ещё там противник или он уже отошёл. Вскоре 1-я кавалерийская дивизия захватила здесь плацдарм.
Вечером из штаба группы армий сообщили по телефону, что 35-й корпус передаётся в подчинение 2-й армии и с нас снимается ответственность за обеспечение левого фланга. Я возразил, пытаясь доказать, что руководство всеми силами, осуществлявшими блокирование «трубчёвского котла», может успешно проводиться только единым штабом. Кроме того, с нас снималась ответственность также за обеспечение правого фланга, так как 34-й корпус передавался в подчинение 6-й армии, которая должна была силами этого корпуса занять Курск. Это предложение исходило, очевидно, от главного командования сухопутных войск или верховного командования вооружённых сил и в настоящее время не могло быть осуществлено, ибо в этом случае обеспечение нашего правого фланга ставилось под угрозу.
Хотя в этот день и был занят Дмитриев (Дмитриев-Льговский), но плохое состояние дорог не дало возможности подтянуть сюда тыловые части 48-го танкового корпуса и способствовало затягиванию критического положения.
9 октября русские продолжали свои попытки прорваться в районе населённого пункта Суземка. Русские стремительно атаковали правый фланг 293-й пехотной дивизии, оттеснив дивизию к Суземке и Шилинке. Ввиду того, что 25-я мотодивизия, выделенная в резерв танковой армии, еще не прибыла, пришлось использовать 41-й пехотный полк 10-й мотодивизии, чтобы заполнить брешь, образовавшуюся между 29-й мотодивизией и 293-й пехотной дивизией, 48-й танковый корпус, который в соответствии с указанием командования группы армий «Центр» должен был наступать на Курск и Ливны, получил теперь приказ подтянуть к Севску все свои наличные силы.
К 12 час. дня в Севск прибыл командир 25-й мотодивизии генерал Глеснер и принял командование всеми подразделениями, действовавшими между 29-й мотодивизией и 293-й пехотной дивизией. В то время как на этом участке развернулись ожесточённые бои, основные силы 1-й кавалерийской дивизии, не встречая серьёзного сопротивления, переправились через р. Судость и двинулись на Трубчёвск. Дивизия была введена противником в заблуждение и пыталась теперь наверстать упущенное. В течение последующих дней противник продолжал оказывать давление преимущественно на направлениях Трубчёвск, Севск; Трубчёвск, Орёл и Трубчёвск, Карачёв, но лишь небольшим группам русских удалось прорваться через дорогу Середина Буда - Севск, в том числе, к сожалению, и штабу 13-й русской армии.
При сильной вьюге штаб танковой армии перебрался в Дмитровск (Дмитровск-Орловский). Состояние дорог всё более ухудшалось. Множество автомашин застревало на так называемой «автостраде».
Несмотря на всё это, наши войска овладели Болховом. 18-я танковая дивизия во взаимодействии со 2-й армией (43-й армейский корпус) окружила русские войска, действовавшие севернее Брянска.
Одновременно со всеми этими событиями южный фланг Восточного фронта готовился к наступлению на Таганрог и Ростов. Передовые части нашей соседней 6-й армии приближались к Ахтырка и Сумы.
Левее нас наши войска перешли на московском направлении р. Угра и заняли Гжатск.
10 октября от командования группы армий были получены новые указания: овладеть Курском; очистить котёл в районе Трубчёвска; завершить окружение котла, образовавшегося северо-восточнее Брянска; нанести удар по Туле. Всё это предлагалось выполнить немедленно. Либенштейн поступил совершенно правильно, запросив командование группы армий о степени срочности всех этих требований, которые явно исходили от высшего командования. Однако никакого ответа мы не получили.
Последующие недели прошли в условиях сильной распутицы. Колёсные автомашины могли передвигаться только с помощью гусеничных машин. Это приводило к большой перегрузке гусеничных машин, не предусмотренной при их конструировании, вследствие чего машины быстро изнашивались. Ввиду отсутствия тросов и других средств, необходимых для сцепления машин, самолётам приходилось сбрасывать для застрявших по дороге машин связки верёвок. Обеспечение снабжением сотен застрявших машин и их личного состава должно было отныне в течение многих недель производиться самолётами. Подготовка к зиме находилась в плачевном состоянии. Затребованный нами еще 8 недель тому назад глизантин
Составная часть антифризной смеси, применявшаяся в немецкой армии - Прим. ред. -
доставлялся в незначительных количествах, так же как и зимнее обмундирование для личного состава. Последнее обстоятельство явилось в течение последующих тяжёлых месяцев причиной больших затруднений и лишений, которые легко могли быть устранены.
Противник продолжал свои попытки пробиться на участке 29-й мотодивизии и 293-й пехотной дивизии, 4-й танковой дивизии удалось прорваться в Мценск.
6-я армия, действовавшая правее нас, заняла Сумы; 13-й армейский корпус, действовавший левее, переправился через р. Угра западнее Калуги. Ухудшение погоды давало себя чувствовать и на этом участке фронта.
11 октября русские войска предприняли попытку вырваться из «трубчёвского котла», наступая вдоль обоих берегов р. Навля. Противник устрамился в брешь, образовавшуюся между 29-й и 25-й мотодивизиями и занимаемую лишь 5-м пулемётным батальоном. Одновременно в районе действий 24-го танкового корпуса у Мценска северо-восточнее Орла развернулись ожесточённые бои местного значения, в которые втянулась 4-я танковая дивизия, однако из-за распутицы она не могла получить достаточной поддержки. В бой было брошено большое количество русских танков Т-34, причинивших большие потери нашим танкам. Превосходство материальной части наших танковых сил, имевшее место до сих пор, было отныне потеряно и теперь перешло к противнику. Тем самым исчезли перспективы на быстрый и непрерывный успех. Об этой новой для нас обстановке я написал в своём докладе командованию группы армий, в котором я подробно обрисовал преимущество танка Т-34 по сравнению с нашим танком Т-IV, указав на необходимость изменения конструкции наших танков в будущем.
Свой доклад я закончил предложением направить немедленно на наш фронт комиссию, в состав которой должны войти представители от управления вооружения, конструкторы танков и представители танкостроительных фирм. Вместе с этой комиссией нам надлежало на месте осмотреть подбитые на поле боя танки и обсудить вопрос о конструкции новых танков. Я также потребовал ускорить производство более крупных противотанковых пушек, способных пробивать броню танка Т-34. Комиссия прибыла во 2-ю танковую армию 20 ноября.
11 октября нам сообщили, что полк «Великая Германия» будет в соответствии с приказом Гитлера направлен на усиление 18-й танковой дивизии, действовавшей северо-восточнее Брянска на участке дороги Карачев, Хвастовичи. Далее мне было сообщено, что рассматривается вопрос о перегруппировке сил, в соответствии с которой 2-й армия будет действовать правее нас и в её подчинение будут переданы 34-й и 35-й корпуса, в то время как некоторые соединения 2-й армии будут переданы в наше подчинение. Отсюда можно было сделать вывод, что продвижение на северо-восток будет продолжаться.
Бои с целью сужения кольца окружения вокруг котла продолжались.
На южном фланге Восточного фронта бои в районе Азовского моря закончились победой немецких войск. Верховное командование считало, что в этих боях были уничтожены 6, 12 и 18-я русские армии, и полагало, что были созданы необходимые предпосылки для продолжения наступления в направлении нижнего течения Дона. Дивизия СС «Адольф Гитлер» находилась в 20 км северо-западнее Таганрога. Значительно медленнее осуществлялось наступление 17-й армии южнее Харькова и 6-й армии в районе Сумы. На этих участках свежие силы русских, поддержанные танками, вынудили немецкие войска перейти в некоторых пунктах к обороне. Это обстоятельство оказывало отрицательное влияние на положение моего правого фланга. Так как 11-я армия была повернута на юг с целью захвата Крыма, то наступление группы армий «Юг» приняло вверообразную форму.
Севернее группы армий «Центр» продвижение немецких войск замедлилось из-за снежных вьюг. 3-я танковая группа достигла верховья Волги у населённого пункта Погорелое.
Снегопад продолжался также и 12 октября. Мы всё ещё оставались сидеть в небольшом населённом пункте Дмитровске (Дмитровск-Орловский), улицы которого представляли собой сплошное месиво грязи, и ожидали новых указаний главного командования сухопутных войск относительно предстоящей перегруппировки. Наши войска замкнули кольцо окружения вокруг большого котла южнее Брянска и вокруг небольшого котла севернее этого города, но продвигаться вперёд войска не могли из-за плохого состояния дорог, 48-й танковый корпус, который в самом начале наступления так быстро продвинулся через Сумы и вышел на хорошее шоссе, также продвигался теперь с большим трудом в направлении на Фатеж. У Мценска продолжались бои со свежими силами противника. Пехотным дивизиям 35-го корпуса было указано на необходимость очистить от противника леса в районе «трубчёвского котла».
Не только мы, но и вся группа армий «Юг», за исключением 1-й танковой армии, застряла в грязи, 6-й армии удалось занять Богодухов северо-западнее Харькова. Севернее нас 13-й армейский корпус овладел Калугой, 3-я танковая группа заняла Старицу и наступала на Калинин.
Главное командование сухопутных сил дало указание об окружении Москвы, однако до нас эти указания не дошли.
13 октября русские продолжали свои попытки прорваться между Навлей и Борщево. Для усиления 47-го танкового корпуса пришлось направить некоторые части 3-й танковой дивизии и 10-й мотодивизии 24-го танкового корпуса. Несмотря на эту помощь и ввиду потери подвижности наших частей, группе русских численностью до 5000 человек удалось прорваться и достичь района Дмитровска (Дмитровск-Орловский), где она вновь была задержана.
Войска 3-й танковой группы ворвались в Калинин, 9-я армия достигла западной окраины Ржева.
14 октября мы перевели свой штаб в Орёл и удобно разместились в здании городского совета. В течение ближайших дней обе стороны проявили незначительную активность. 24-му танковому корпусу, получившему задачу перейти р. Зуша, с большим трудом удалось подтянуть по топким дорогам свои 3-ю и 4-ю танковые дивизии в районе северо-западнее Мценска.
47-й танковый корпус, закончив бои в районе котла, сосредоточился и приводил себя в порядок вдоль дороги Орёл - Карачев - Брянск. Полк «Великая Германия» был передан в подчинение 24-го танкового корпуса и подтянут к Мценску. 48-й танковый корпус совместно с частями 18-й танковой дивизии, вышедшими из города Кромы на хорошую шоссейную дорогу, занял Фатеж и готовился к наступлению на Курск с северо-запада; в это время 34-й корпус должен был наступать на Курск с запада, имея задачей уничтожить действовавшую в этом районе сильную группировку русских войск под командованием генерала Ефремова и тем самым ликвидировать постоянную угрозу нашему правому флангу.
Несмотря на упорную оборону русских, войскам 6-й армии удалось овладеть Ахтыркой. На остальных участках фронта войска группы армий «Юг» застряли из-за распутицы.
Состояние погоды отрицательно сказывалось также и на темпах продвижения группы армий «Центр», 57-й армейский корпус занял город Боровск, в 80 км от Москвы.
15 октября войска 6-й армии заняли Краснополье юго-восточнее города Сумы.
16 октября я посетил 4-ю танковую дивизию с целью проверки хода подготовки к наступлению из района Мценск.
В этот день румыны заняли Одессу, 46-й танковый корпус приближался к Можайску.
17 октября капитулировала группировка противника, находившаяся в окружении севернее Брянска. Совместно со 2-й армией нами было захвачено свыше 50000 пленных и до 400 орудий; были уничтожены основные силы 50-й русской армии. Противник предпринимал контратаки в районе Фатежа.
18 октября началось наступление 11-й армии на Крым. После занятия Таганрога 1-я танковая армия повернула на Сталино, 6-я армия заняла Грайворон.
19-я танковая дивизия, действовавшая севернее нашей 2-й танковой армии, заняла Малоярославец. Немецкие войска овладели Можайском.
19 октября 1-я танковая армия начала подготовку к наступлению на Ростов. Её войска прорвались к городу Сталино. 17-я и 6-я армии добились успехов в своём наступлении на Харьков и Белгород. Преследованию противника препятствовала плохая погода. Такая же погода была и в районе действий группы армий «Центр», 43-й армейский корпус занял Лихвин. В течение 24 часов этот корпус действовал, будучи в подчинении 2-й танковой армии.
20 октября капитулировала группировка противника, окружённая в районе Трубчёвска. Распутица задержала действия всей группы армий.
1-я танковая армия заняла город Сталино, 6-я армия приближалась к Харькову; к 21 октября она подошла к западной окраине города.
Наступление из района Мценск, предпринятое 22 октября 24-м танковым корпусом, потерпело неудачу из-за недостаточного взаимодействия между танками и артиллерией. 23 октября наступление было возобновлено действовавшей северо-западнее Мценска 3-й танковой дивизией, которой были переданы на это время все наличные танки; на этот раз наступление закончилось успехом. 24 октября при преследовании разбитого противника был занят населённый пункт Чернь. Я лично наблюдал за боями 22 и 23 октября и получил полное представление о том, в каких трудных условиях приходилось действовать нашим войскам. Причинами этих затруднений явились топкая местность и обширные минные поля у русских.
23 октября 18-я танковая дивизия заняла Фатеж.
24 октября 6-я армия овладела Харьковом и Белгородом, полностью очистив их от противника. Левее нас 43-й армейский корпус занял Белёв на р. Ока.
25 октября я присутствовал при подходе полка «Великая Германия» к Черни и наблюдал за боем, который группа Эбербаха вела в северной части этого населённого пункта.
К 25 октября закончились бои в районе Брянска. В этот день началось ранее объявленное распределение сил на правом фланге группы армий «Центр», 34-й и 35-й корпуса, а также 48-й танковый корпус без 25-й мотодивизии перешли в подчинение 2-й армии, 1-я кавалерийская дивизия была отправлена на родину в Восточную Пруссию для переформирования в 24-ю танковую дивизию. Вместо этого 2-я танковая армия получила 43-й армейский корпус под командованием генерала Хейнрици, в состав которого входили 31-я и 131-я пехотные дивизии, и 53-й армейский корпус генерала Вайзенбергера, в состав которого входили 112-я и 167-я пехотные дивизии. Через некоторое время в подчинение армии была передана 296-я пехотная дивизия, 25-я мотодивизия оставалась в подчинении 2-й армии.
2-й танковой армии была теперь поставлена задача нанести удар на Тулу. 2-я армия в новом составе была направлена на восток и таким образом была снова разъединена с нами.
Успешно завершив бои в районах Брянска и Вязьмы, группа армий «Центр» добилась тем самым ещё одного крупного тактического успеха. Вопрос о том, в состоянии ли она продолжать наступление, чтобы превратить этот тактический успех в оперативный, являлся наиболее важным со времени начала войны вопросом, стоявшим перед высшим командованием германской армии.
9. УДАР НА ТУЛУ И МОСКВУ
2-я танковая армия продолжала наступление на Тулу. Единственная дорога, по которой могли двигаться наши войска, - шоссе Орёл - Тула - оказалась малопригодной для движения тяжёлых автомашин и танков и через несколько дней была окончательно разбита. Кроме того, русские, являющиеся мастерами в области разрушения, взорвали при отходе все мосты, а на более узких местах заминировали обширные участки местности вдоль дороги. Чтобы хоть как-нибудь обеспечить подвоз войскам, приходилось сооружать настилы длиной в несколько километров из брёвен. Боеспособность наступабщих частей зависела не столько от численности личного состава, сколько от возможности обеспечения их горючим. Поэтому все имевшиеся в наличии танки 24-го танкового корпуса были объединены под командованием полковника Эбербаха и вместе с полком «Великая Германия» образовали авангард, который был направлен на Тулу.
26 октября 53-й армейский корпус расширил предмостное укрепление на р. Ока у Белева, занимаемый 31-й пехотной дивизией. Наш правый сосед направил свой 48-й танковый корпус на Курск. Левее нас, в полосе 4-й армии, русские предприняли контратаки, вынудившие немецкие войска перейти к обороне.
27 и 28 октября я сопровождал наступление группы Эбербаха. 27 октября у верховного командования вооруженных сил возникла мысль о том, чтобы в случае получения сведений о подходе свежих русских сил повернуть нашу армию с востока на Воронеж. Однако в этом направлении не было никаких шоссе. Во всяком случае, в качестве предпосылки для проведения такой операции мы должны были сначала овладеть Тулой. Я попросил Либенштейна внушить эту мысль командованию. Ночь с 27 на 28 октября я провёл в Черни, в покинутом здании детской больницы, кишевшей клопами. Наши передовые части достигли района Плавск, 53-й и 43-й армейские корпуса расширили свои предмостные укрепления на р. Ока, 4-я армия отражала ожесточённые атаки русских.
28 октября мне было сообщено через Либенштейна, что верховное командование вооружённых сил отказывается от своего намерения повернуть нас на Воронеж. Наступление на Тулу продолжалось. Ввиду недостатка горючего Эбербах посадил на танки один батальон полка «Великая Германия». Мы достигли Писарево, в 30 км южнее Тулы. Разведка 43-го армейского корпуса достигла Одоево. Ночь я снова провёл в Черни с тем, чтобы утром на «Шторхе» вылететь обратно в свой штаб.
28 октября нам было передано пожелание Гитлера «захватить нашими подвижными батальонами» мосты через Оку восточнее Серпухова. Мы могли выбрасывать вперёд наши подразделения только до такой степени, до какой было возможно обеспечивать их снабжение. По окончательно разрушенной дороге Орёл - Тула наши автомашины могли передвигаться с максимальной скоростью 20 км.час, да и то не всегда. «Подвижных батальонов» уже не было. Гитлер жил в мире иллюзий.
В этот день 1-я танковая армия переправилась через р. Миус, а 17-я армия - через р. Донец.
29 октября наши головные танковые подразделения достигли пункта, отстоящего в 4 км от Тулы. Попытка захватить город с хода натолкнулась на сильную противотанковую и противовоздушную оборону и окончилась провалом, причём мы понесли значительные потери в танках и офицерском составе.
Меня посетил командир 43-го армейского корпуса генерал Хейнрици, всегда отличавшийся своими трезвыми суждениями, и доложил, что его войска плохо снабжаются, а с 20 октября они даже перестали получать хлеб.
К 30 октября 53-й армейский корпус вышел на шоссе Орёл - Тула. После окончания боёв в районе «брянского котла» 19 октября командир корпуса генерал Вайзенбергер подтянул 167-ю пехотную дивизию через Болхов, Горбачёво, а 112-ю пехотную дивизию - через Белев, Арсеньево, Царево. Из-за распутицы корпус не смог взять с собой все автомашины и, в частности, тяжёлую артиллерию. Моторизованные подразделения корпуса вынуждены были совершить обходное движение через Орёл, Мценск. Сведения о подходе русских с востока, поступавшие с 27 октября, заставили меня с целью обеспечения правого фланга перебросить 53-й армейский корпус на участок Епифань, Сталиногорск.
Состояние шоссе Орёл - Тула к этому времени стало настолько плохим, что 3-я танковая дивизия, подошедшая к Туле вслед за группой Эбербаха, вынуждена была снабжаться по воздуху.
Ввиду невозможности взять Тулу с фронта генерал барон фон Гейер предложил обойти город с востока. Я согласился с этим предложением и приказал ему наступать в направлении на Дедилово и захватить переправу на р. Шат. Генерал Гейер считал совершенно невозможным использование моторизованных войск до наступления морозов и был, безусловно, прав. Продвигаться вперёд можно было только очень медленно и ценой больших потерь в материальной части. В связи с такой обстановкой большое значение приобретало восстановление железнодорожного участка Мценск - Тула. Несмотря на все старания, восстановительные работы шли очень медленно. Недостаток локомотивов вынудил меня искать выход из положения, и я обратился с просьбой о присылке автодрезин; однако мы не получили ни одной дрезины.
1 ноября 24-й танковый корпус достиг района западнее Дедилово.
Когда авангард 53-го армейского корпуса приблизился к населённому пункту Тёплое, он неожиданно натолкнулся на противника. Это была крупная русская группировка, состоявшая из двух кавалерийских дивизий, пяти стрелковых дивизий и одной танковой бригады, продвигавшаяся вдоль шоссе Ефремов - Тула и, очевидно, имевшая задачу атаковать в тыл и фланг соединения 24-го танкового корпуса в районе Тулы. Появление частей 53-го армейского корпуса оказалось для русских, по-видимому, такой же неожиданностью, как и их появление для немцев. С 3 по 13 ноября в районе Тёплое развернулись бои, в результате которых 53-му армейскому корпусу, поддержанному танковой бригадой Эбербаха, удалось отбросить противника обратно к Ефремову, захватив при этом более 3000 пленных и значительное количество орудий. Морозы, наступившие в ночь с 3 на 4 ноября, хотя и облегыили передвижение, однако случаи обморожения наносили войскам большой урон. Для обеспечения растянутого фланга в районе Мценск, Чернь и восточнее были использованы пехотные и другие не танковые подразделения 17-й танковой дивизии, которые к этому времени подошли сюда из района Карачева. Ремонтом шоссе Орёл, Тула непрерывно занимались саперные и строительные батальоны, а также подразделения рабочих батальонов государственной трудовой повинности. В эти дни 48-й танковый корпус занял Курск. 5 ноября меня ненадолго посетил фельдмаршал фон Бок. Командование группы армий 4 ноября пришло к выводу, что русские планомерно очищают район к западу от Дона между Воронежем и Сталиногорском, и доложило это мнение главному командованию сухопутных войск. Однако обстановка в полосе действий 2-й танковой армии опровергала это мнение. Напротив, в районе Тёплое противник наступал!
6 ноября я вылетел на фронт. Мои впечатления от этой поездки видны из следующего письма:
«Наши войска испытывают мучения, и наше дело находится в бедственном состоянии, мбо противник выигрывает время, а мы со своими планами находимся перед неизбежностью ведения боевых действий в зимних условиях. Поэтому настроение у меня очень грустное. Наилучшие пожелания терпят крах из-за стихии. Единственная в своём роде возможность нанести противнику мощный удар улетучивается всё быстрее, и я не уверен, что она может когда-либо возвратиться. Одному только богу известно, как сложится обстановка в дальнейшем. Необходимо надеяться и не терять мужества, однако это тяжёлое испытание...
Будем надеяться на то, что в ближайшее время я смогу писать в более радостном тоне. О себе я не беспокоюсь. Однако в настоящее время трудно быть в хорошем настроении».
7 ноября морозы впервые нанесли нам тяжёлые потери. Поступили сведения о том, что 1-я танковая армия, наступавшая на Ростов, 5 ноября вышла к Дону.
8 ноября 53-й армейский корпус добился успехов в районе населённого пункта Тёплое, 24-й танковый корпус отражал атаки противника из Тулы.
9 ноября стали явными намерения противника начать контратаки восточнее и западнее Тулы. Поэтому 24-й танковый корпус, передав танковую бригаду Эбербаха 53-му армейскому корпусу, перешёл к обороне, 17-я танковая дивизия без своих танков была подчинена 24-му танковому корпусу и подтянута к населённому пункту Плавск. Ввиду того, что восточнее Черни отмечались новые части противника, обеспечение фланга на участке Мценск, Чернь было передано другим частям 47-го танкового корпуса. Насколько напряжённой была в эти дни обстановка в районе Тулы, можно судить хотя бы по тому факту, что четыре слабых батальона 4-й танковой дивизии занимали фронт шириной в 35 км с тем, чтобы обеспечивать связь между 53-м армейским корпусом и 3-й танковой дивизией, действовавшей под Тулой.
12 ноября температура упала до 13 градусов мороза, 13 ноября - до 22 градусов. В этот день в Орше под руководством начальника генерального штаба сухопутных сил было проведено совещание командующих армиями группы армий «Центр» и объявлен «приказ на осеннее наступление 1941 г.». Этот приказ ставил перед 2-й танковой армией задачу овладеть городом Горьким (бывшим Нижним Новгородом), находившимся в 600 км от Орла. Либенштейн немедленно заявил, что 2-я танковая армия при настоящей обстановке способна лишь дойти до Венёва. Теперь же не май месяц и мы не во Франции! Я полностью разделял мнение своего начальника штаба и немедленно доложил в письменной форме командующему группой армий о том, что танковая армия не в состоянии выполнить этот приказ. При составлении доклада я воспользовался свежими впечатлениями от поездки на фронт 13 и 14 ноября, во время которой я посетил 53-й армейский и 24-й танковые корпуса.
13 ноября я вылетел на «Шторхе» из Орла, но севернее Черни попал в метель и был вынужден сделать посадку на временном аэродроме в Черни. Оттуда при 22-градусном морозе я отправился на машине в Плавск к генералу Вайзенбергеру. Это был последний день боёв в районе Тёплое, и Вайзенбергер доложил мне обстановку. Перед ним стояла задача наступать в направлении на Волово, Сталиногорск. Для обеспечения правого фланга против отходящих к Ефремову русских войск танковая бригада Эбербаха оставлялась в его подчинении до тех пор, пока не подойдёт 18-я танковая дивизия. Боевой состав пехоты сократился в среднем до 50 человек в каждой роте. Всё ощутимее становился недостаток в зимнем обмундировании.
действиям 24-го танкового корпуса в значительной степени мешала гололедица, ибо при отсутствии специальных шипов для гусениц танки не могли преодолевать обледенелые склоны. Генерал барон фон Гейер считал, что корпус не в состоянии перейти в наступление раньше 19 ноября. Для этого ему была необходима танковая бригада Эбербаха и запас горючего на четверо суток; он же имел запасы горючего только на один день!
По моему мнению, он должен был назначить наступление на 17 ноября, чтобы во взаимодействии с 53-м армейским корпусом помешать противнику образовать новый фронт на линии Волово, Дедилово. Кроме того, 43-й армейский корпус был атакован западнее Тулы и нуждался в поддержке, 47-й танковый корпус в составе 18-й танковой, 10-й пехотной м 29-й моторизованной дивизий должен был обеспечивать наш правый фланг.
Ночь я провёл в Плавске.
14 ноября утром я посетил 167-ю пехотную дивизию и беседовал со многими офицерами и солдатами. Снабжение войск было плохим. Не хватало белых маскировочных халатов, сапожной мази, белья и прежде всего суконных брюк. Значительная часть солдат была одета в брюки из хлопчатобумажной ткани, и это - при 22-градусном морозе! Острая необходимость ощущалась также в сапогах и чулках. Днём я побывал в 112-й пехотной дивизии, где увидел ту же картину. Наших солдат, одетых в русские шинели и меховые шапки, можно было узнать только по эмблемам.
Все запасы обмундирования, имевшиеся в танковой армии, были немедленно отправлены на фронт. Однако по сравнению с потребностями это было лишь каплей в море.
В героической бригаде Эбербаха осталось не более 50 танков. В трёх танковых дивизиях насчитывалось около 600 танков. Гололедица сильно препятствовала действиям танков, тем более, что шипы ещё не были получены. Из-за морозов потели стёкла оптических приборов, а специальная мазь, противодействующая этому, до сих пор не была получена. Перед пуском танковых моторов их приходилось разогревать. Горючее частично замерзало, масло густело. Здесь также недоставало зимнего обмундирования и глизантина. 43-й армейский корпус сообщил о кровопролитных боях. Ночь я снова провёл в Плавске.
15 ноября русские продолжали атаки на позиции 43-го армейского корпуса.
16 ноября ко мне явился генерал Хейнрици: потери от морозов, недостаток обмундирования, вшивость!
17 ноября мы получили сведения о выгрузке сибиряков на станции Узловая, а также о выгрузке других частей на участке Рязань - Коломна. 112-я пехотная дивизия натолкнулась на свежие сибирские части. Ввиду того, что одновременно дивизия была атакована русскими танками из направления Дедилово, её ослабленные части не были в состоянии выдержать этот натиск. Оценивая их действия, необходимо учесть, что каждый полк уже потерял к этому времени не менее 400 человек обмороженными, автоматическое оружие из-за холода не действовало, а наши 37-мм противотанковые пушки оказались бессильными против русских танков Т-34. Дело дошло до паники, охватившей участок фронта до Богородицка. Эта паника, возникшая впервые со времени начала русской кампании, явилась серьёзным предостережением, указывающим на то, что наша пехота исчерпала свою бокспособность и на крупные усилия уже более неспособна. Положение на фронте 112-й пехотной дивизии было исправлено собственными усилиями 53-го армейского корпуса, который повернул 167-ю пехотную дивизию на Узловую.
Наш сильно растянутый фланг обеспечивался тем временем подошедшими частями 47-го танкового корпуса.
«Мы приближаемся к нашей конечной цели очень медленно в условиях ледяного холода и в исключительно плохих условиях для размещения наших несчастных солдат. С каждым днём увеличиваются трудности снабжения, осуществляемого по железным дорогам. Именно трудности снабжения являются главной причиной всех наших бедствий, ибо без горючего наши автомашины не могут передвигаться. Если бы не эти трудности, мы были бы значительно ближе к своей цели. И тем не менее, наши храбрые войска одерживают одну победу за другой, преодолевая с удивительным терпением все трудности. Мы должны быть благодарны за то, что наши люди являются такими хорошими солдатами...» (из письма от 17 ноября 1941 г.).
Поскольку боевые операции продолжались в зимний период, нам пришлось позаботиться о том, чтобы снабдить продуктами питания население Германии, армию, а также гражданское население России. В результате богатого урожая осенью 1941 г. на полях осталось много хлеба. Не было недостатка и в убойном скоте. От 2-й танковой армии нельзя было требовать отправки большого количества продуктов питания в Германию, если учесть бедственное состояние железнодорожного транспорта. После того как были обеспечены потребности войск, всему русскому населению, проживающему в городах, и в первую очередь населению Орла, было выдано на руки продовольствие на период до 31 марта 1942 г. Для того, чтобы население не испытывало беспокойства в этом отношении, мы расклеили по всему Орлу объявления о принятых мерах по обеспечению населения продовольствием. Русское правительство имело в плодородных черноземных областях колоссальные элеваторы, где хранились большие запасы зерна.
Чтобы обеспечить потребности нашей армии, а также дать населению работу и хлеб, мы пустили в ход несколько фабрик и заводов, оборудование которых русские не успели эвакуировать из Орла. В числе пущенных нами предприятий были завод жестяных изделий, кожевенный и войлочный цеха обувной фабрики.
О настроениях, господствовавших среди русского населения, можно было, между прочим, судить по высказываниям одного старого царского генерала, с которым мне пришлось в те дни беседовать в Орле. Он сказал: «Если бы вы пришли 20 лет тому назад, мы бы встретили вас с большим воодушевлением. Теперь же слишком поздно. Мы как раз теперь снова стали оживать, а вы пришли и отбросили нас на 20 лет назад, так что мы снова должны начать всё сначала. Теперь мы боремся за Россию, и в этом мы все едины».
18 ноября 2-я танковая армия перешла в наступление в соответствии с приказом, полученным 13 ноября в Орше. В наступлении участвовали:
47-й танковый корпус:
18-я танковая дивизия наступала на фабричный город Ефремов; 20 ноября после упорных уличных боёв дивизия захватила этот город и удержала его, несмотря на ожесточённые контратаки противника;
10-я мотодивизия наступала на Епифань, Михайлов; 29-я мотодивизия наступала на Спасское, Гремячее, имея задачу обеспечить восточный фланг армии от возможного нападения свежих сил противника из района Рязань, Коломна;
25-я мотодивизия к тому времени была ещё занята в одной из операций верховного командования вооружённых сил по уничтожению окружённого противника и после выполнения своей задачи должна была составить корпусный резерв;
53-й армейский корпус:
167-я пехотная дивизия наступала через Сталиногорск на Венев;
112-я пехотная дивизия наступала на Сталиногорск, где должна была создать предмостное укрепление на р. Дон; позднее, учитывая потери этой дивизии, её предполагалось сменить 56-й пехотной дивизией, которая входила в резерв группы армий и должна была подойти из района Карачева;
24-й танковый корпус получил задачу силами 17, 3 и 4-й танковых дивизий, полка «Великая Германия» и наступающей с юга 296-й пехотной дивизии охватить с двух сторон город Тулу и овладеть им; впереди 24-го танкового и 53-го армейского корпусов наступала на Каширу боевая группа 17-й танковой дивизии, имея задачу захватить имеющийся там мост через Оку и воспрепятствовать подходу подкреплений противника из района Москвы;
43-й армейский корпус силами 31-й и 131-й пехотных дивизий наступал через Лихвин и Калугу в район, расположенный между реками Упа и Ока, имея задачей очистить его от противника и обеспечить на участке Тула, Алексин связь между 2-й танковой армией и 4-й армией.
2-я армия, наш сосед на правом фланге, получила задачу наступать в направлении к востоку от Орла. Рассчитывать на поддержку с её стороны не приходилось. Было известно, что западнее дороги Елец, Ефремов русские производят окопные работы, и командование 2-й армии сделало вывод, что предположения об отходе русских за Дон не оправдались.
4-я армия, действовавшая левее 2-й танковой армии, имела задачу форсировать Оку севернее Алексина и наступать на Серпухов; армия имела в своём составе до 36 дивизий.
2-я танковая армия насчитывала только 12,5 сильно потрёпанных дивизий. Пехотные части всё ещё не получили зимнего обмундирования и почти не могли передвигаться. За сутки они проходили 5, самое большое 10 км. Возможности армии справиться с поставленными перед нею задачами были более чем сомнительны.
18 ноября при сильной поддержке авиации 47-му танковому корпусу удалось захватить Епифань, а 24-му танковому корпусу - Дедилово. 19 ноября 24-й танковый корпус достиг Болохово. 21 ноября 53-й армейский корпус занял Узловую; 24 ноября 24-й танковый корпус занял Венев и подбил при этом 50 русских танков. 43-й армейский корпус медленно продвигался к р. Упа. Пока проходило это продвижение, 21 ноября в районе действий передовых частей 47-го танкового корпуса появились опасные свежие силы противника - 50-я армия русских, в состав которой входили 108-я танковая бригада, 299-я стрелковая дивизия, 31-я кавалерийская дивизия и другие части. Положение снова стало серьёзным.
1-я танковая армия группы армий «Юг» после продолжительного и трудного перехода по топким и обледенелым дорогам достигла 19 ноября северной окраины Ростова и завязала там тяжёлые бои. 21 ноября армия полеостью овладела Ростовом. Мосты через Дон были разрушены русскими. Предвидя в скором времени возможность контратак противника, 1-я танковая армия перешла к обороне. 20 ноября 48-й танковый корпус 2-й армии занял город Тим, а уже 23 ноября он был контратакован в этом районе противником.
«Страшный холод, жалкие условия расквартирования, недостаток в обмундировании, тяжёлые потери в личном составе и материальной части, а также совершенно неудовлетворительное состояние снабжения горючим - всё это превращает руководство боевыми операциями в сплошное мучение, и на меня всё более и более давит та огромная ответственность, которую, несмотря на все красивые слова, никто не может с меня снять.
Три дня я провёл на передовой линии с тем, чтобы получить наиболее точную картину положения на фронте, и теперь я намерен, если боевая обстановка это мне позволит, отправиться в воскресенье в штаб группы армий, чтобы получить информацию о перспективах на ближайшее будущее, о чём пока нам ничего неизвестно. О чём думает командование, я не знаю, так же как не знаю, как нам удастся к весне привести себя в порядок» (из письма от 21 ноября 1941 г.).
23 ноября во второй половине дня я решил лично отправиться к командующему группой армий «Центр» и попросить, чтобы он изменил поставленную мне задачу, которая стала невыполнимой. Я доложил фельдмаршалу фон Боку о том, что 2-я танковая армия находится в весьма тяжёлом положении и что её войска, особенно пехотные части, чрезвычайно утомлены; я указал на отсутствие зимнего обмундирования, на плохую работу службы тыла, незначительное количество танков и орудий, а также на угрозу сильно вытянутому восточному флангу со стороны свежих сил противника, прибывающих с Дальнего Востока в район Рязань, Коломна. Фельдмаршал фон Бок ответил мне, что тексты моих предыдущих докладов он уже отправил главному командованию сухопутных войск и оно хорошо осведомлено об иситнном положении на фронте. Затем фон Бок приказал связать его по телефону с главнокомандующим сухопутными войсками и предложил мне надеть наушники и прослушать его разговор с главнокомандующим. Изложив содержание моего доклада об обстановке, фон Бок попросил главнокомандующего изменить поставленную мне задачу, отменить приказ о наступлении и отдать приказ о переходе к обороне на удобных в условиях зимы позициях.
Главнокомандующий сухопутными войсками, по всей вероятности, не был свободен в принятии решения. В своих ответах он старался обойти наиболее трудные вопросы. Отклонив мои предложения, он приказал продолжать наступление. После наших настоятельных требований указать нам, по крайней мере, какую-либо достижимую и не слишком далёкую цель, достигнув которой мы могли бы затем создать оборонительную линию, главнокомандующий назвал нам, наконец, линию Михайлов, Зарайск и добавил, что важнейшей нашей задачей является полное разрушение железнодорожной линии Рязань - Коломна.
Я остался недоволен результатами свой поездки в штаб группы армий. В тот же день я направил для доклада начальнику генерального штаба находившегося при моём штабе офицера связи главного командования сухопутных войск подполковника фон Кальдена. Он должен был также попытаться добиться распоряжения о приостановлении наступления, однако возвратился обратно, не добившись никаких результатов. Отрицательное отношение главнокомандующего сухопутными войсками и начальника генерального штаба к моим предложениям позволяло сделать вывод, что они сами, а не только Гитлер, являются сторонниками продолжения наступления. Во всяком случае, высшему командованию отныне было известно чрезвычайно тяжёлое положение моей армии, и я полагал, что Гитлеру также было об этом доложено.
24 ноября 10-я мотодивизия заняла Михайлов, 29-я мотодивизия продвинулась на 40 км к северу от города Епифань. 25 ноября боевая группа 17-й танковой дивизии подошла к Кашире. Наш сосед справа занял город Ливны.
26 ноября 53-й армейский корпус подошёл к Дону, форсировал его силами 167-й пехотной дивизии у Иванозера и атаковал сибиряков северо-восточнее этого населённого пункта под Донской. Доблестная дивизия захватила 42 орудия, некоторое количество автомашин и до 4000 пленных. С востока на сибиряков наступала 29-я мотодивизия 47-го танкового корпуса, в результате чего противника удалось окружить.
Я находился в этот день в 53-м армейском корпусе и решил отправиться 27 ноября в штаб 47-го танкового корпуса и 29-ю мотодивизию. Утром я прибыл в Епифань, где генерал Лемельзен доложил мне, что ночью 29-я мотодивизия очутилась в критическом положении. Главные силы 239-й сибирской стрелковой дивизии, оставив свою артиллерию и автотранспорт, вырвались из окружения и ушли на восток. Растянутая линия окружения из частей 29-й мотодивизии не смогла сдержать прорвавшихся русских и понесла большие потери. Я направился в штаб дивизии и в 71-й пехотный полк, который пострадал больше всех. Сначала я считал, что причиной несчастья является плохое состояние разведки и охранения. Однако после того, как я на месте заслушал сообщения командира батальона и командиров рот, мне стало ясно, что войска верно выполняли свой долг и что причиной прорыва является превосходство сил противника. О достоверности полученных мной сообщений свидетельствовали многочисленные трупы немецких солдат, которые лежали на поле боя в полной военной форме и с оружием в руках. Я постарался ободрить личный состав полка и заставить его забыть свою неудачу. Сибиряки ускользнули от нас, правда, без своего тяжёлого оружия и автотранспорта, а у нас не было сил их задержать. Это было самым печальным событием того дня. Преследование ускользнувшего противника, немедленно предпринятое мотоциклетными подразделениями 29-й мотодивизиями, не дало никаких результатов.
Затем я направился в разведывательный батальон и 33-й мотострелковый полк 4-й танковой дивизии, а к ночи поехал в штаб 24-го танкового корпуса. Лишь тот, кто в эту зиму нашего несчастья лично видел бесконечные просторы русских снежных равнин, где ледяной ветер мгновенно заметал всякие следы, лишь тот, кто часами ехал по «ничейной» территории, встречая лишь незначительные охраняющие подразделения, солдаты которых не имели необходимого обмундирования и питания, в то время как свежие сибирские части противника были одеты в отличное зимнее обмундирование и получали хорошее питание, лишь тот мог правильно оценить последовавшие вскоре серьёзные события.
Полковник Балк, в то время референт главного командования сухопутных войск по вопросам бронетанковых войск, сопровождал меня во время этой поездки. Я просил его передать главнокомандующему сухопутными войсками свои впечатления о поездке.
Наиболее неотложной нашей задачей было овладение Тулой. Немыслимо было проводить дальнейшие операции на север или на восток, т. е. в направлении наших ближайших целей, не овладев предварительно этим важным узлом путей сообщения и аэродромом. Моё посещение командиров корпусов имело целью подготовить наступление на Тулу, трудности которого я отчётливо себе представлял. Мы хотели захватить город двойным охватом: силами 24-го танкового корпуса с севера и востока и силами 43-го армейского корпуса с запада. 53-й армейский корпус должен был во время проведения этой операции обеспечивать наш северный фланг против сил противника, действовавших с московского направления, а 47-й танковый корпус - растянувшийся восточный фланг против перебрасываемых сюда сибиряков, 10-я мотодивизия этого корпуса, достигнув 27 ноября , в соответствии с приказом, города Михайлов, отправила группы подрывников для взрыва железной дороги на участке Рязань - Коломна, но, к сожалению, эти группы не смогли выполнить своей задачи: оборона русских была слишком сильна. Из-за больших холодов во время продвижения на Ефремов вышла из строя почти вся артиллерия 18-й танковой дивизии. 29 ноября превосходящие силы противника впервые оказали сильное давление на 10-ю мотодивизию. Поэтому наши войска вынуждены были оставить Скопин.
Наступательная сила 24-го танкового корпуса, который вёл непрерывные бои в течение нескольких месяцев, также значительно снизилась. Корпусная артиллерия насчитывала всего лишь 11 орудий.
В южной части Восточного фронта 27 ноября превосходящие силы русских начали наступление на Ростов; обстановка там стала чрезвычайно напряжённой. Правее нас было отмечено усиление противника, действовавшего против 2-й армии. На левом фланге моей армии 43-й армейский корпус достиг шоссе Тула - Алексин. Здесь корпус натолкнулся на крупные силы противника, немедленно предпринявшего контратаки.
2-я танковая дивизия 4-й армии вышла к Красной Поляне, в 22 км северо-западнее Москвы.
28 ноября русские снова прорвались к Ростову. 1-я танковая армия вынуждена была готовиться к оставлению города.
Наши успехи в полосе 43-го армейского корпуса оставались незначительными. В этот день командование группы армий отказалось от наступления на далеко отстоящие от нас цели, которые были указаны главным командованием сухопутных войск, приказав в первую очередь «пробиться к Туле».
30 ноября главное командование сухопутных войск выразило сомнение в том, достаточно ли сосредоточено нами сил для проведения наступления на Тулу. Усиление группировки, наступающей на Тулу, было возможно лишь за счёт сокращения сил 47-го танкового корпуса, предназначенных для обеспечения нашего фланга. Учитывая нараставшую угрозу с востока, я считал это рискованным. Однако в тот же день на самом южном участке немецкого Восточного фронта произошло событие, которое наиболее ярко осветило наше общее положение. В этот день группа армий «Юг» оставила Ростов. На следующий день командующий этой группой фельдмаршал фон Рундштедт был смещён со своей должности и заменён фельдмаршалом фон Рейхенау. Это было первым тревожным сигналом! Тем не менее ни Гитлер, ни верховное командование вооружённых сил, ни главное командование сухопутных войск не обратили на него никакого внимания.
Общие наши потери на Восточном фронте, начиная с 22 июня 1941 г., достигали уже 743 000 человек, что составило 23% к общей численности наших вооружённых сил, которые насчитывали около 3,5 млн. человек.
В тот же день 30 ноября было отмечено усиление противника, действовавшего против моего северного фланга у Каширы. Было очевидно, что противник перебрасывает с центрального участка фронта, западнее Москвы, часть своих сил на угрожаемые фланги.
Я получил сообщение о смерти своего боевого соратника, начиная с лета этого года, полковника Мельдера и был чрезвычайно опечален тем, что мы потеряли одного из наших лучших солдат.
Усиление партизанской войны на Балканах требовало от немецкого командования отправки туда всё большего количества войск.
Новый командующий группой армий фельдмаршал фон Рейхенау признал неизбежным сдачу Ростова и отвод 1-й танковой армии за линию р. Миус. Таким образом, отстранение Рундштедта с поста командующего через 24 часа оказалось совершенно ненужным мероприятием.
Между тем в моей армии продолжалась подготовка к наступлению, которое мы предполагали начать 2 декабря во взаимодействии с 4-й армией. Однако 1 декабря нам сообщили, что 4-я армия перейдёт в наступление только 4 декабря. Я охотно отложил бы начало наступления и для моей армии с тем, чтобы действовать одновременно с 4-й армией, а также дождаться подхода 296-й пехотной дивизии. Однако 24-й танковый корпус, на исходные позиции которого противник оказывал сильное давление, не мог больше ждать, и я решил начать наступление 2 декабря силами этого корпуса.
Свой передовой командный пункт мы организовали в Ясной Поляне, бывшем поместье графа Толстого. Я посетил командный пункт 2 декабря. Ясная Поляна находилась позади командного пункта полка «Великая Германия», в 7 км южнее Тулы.
2 декабря 3-й и 4-й танковым дивизиям, а также полку «Великая Германия» удалось прорвать передний край обороны противника, для которого наше наступление явилось полной неожиданностью. Наступление продолжалось и 3 декабря в условиях сильного снегопада и ветра. Дороги заледенели, передвижение было затруднено, 4-я танковая дивизия подорвала железнодорожную линию Тула - Москва и, наконец, достигла шоссе Тула - Серпухов. Этим, однако, наступательная сила дивизии была исчерпана, а все запасы горючего израсходованы. Противник отошёл на север. Положение оставалось напряжённым.
4 декабря разведка обнаружила крупные силы противника к северу и югу от клина наших войск, вышедших на шоссе Тула - Серпухов, 3-я танковая дивизия вела тяжёлые бои в лесу, восточнее Тулы. Наши успехи в течение этого дня были незначительными.
Однако решающее значение для всей обстановки под Тулой имели следующие вопросы: во-первых, обладает ли ещё 43-й армейский корпус достаточной наступательной мощью для того, чтобы замкнуть кольцо окружения вокруг Тулы и соединиться севернее города с 4-й танковой дивизией, и, во-вторых, в состоянии ли 4-я армия оказать на противника такое давление, которое помешало бы ему подтянуть свои силы к Туле.
3 декабря я отправился в Грязново, в 43-й армейский корпус для того, чтобы лично ознакомиться с боеспособностью его соединений. 4 декабря рано утром я посетил командный пункт 31-й пехотной дивизии, а затем посетил 17-й пехотный полк и его 3-й егерский батальон - мой старый госларский егерский батальон, в котором я начал свою военную службу и в 1920 - 1922 гг. командовал 11-й ротой. Обстоятельная беседа, проведённая мной с командирами рот, имела целью выяснить, обладают ли войска достаточной наступательной силой для выполнения предстоящей задачи. Офицеры откровенно изложили мне все свои заботы, однако на вопрос о наступательной способности всё же ответили утвердительно, сказав: «Ещё один раз мы как-нибудь выбьем противника из его позиций». Вопрос о том, обладают ли и остальные подразделения 43-го армейского корпуса такой же боеспособностью, как мои старые госларские егери, остался пока нерешённым. Впечатление, полученное от этой поездки, заставило меня ещё раз решиться на продолжение наступления.
Обратная поедка тянулась бесконечно долго и была опасной из-за поднявшейся вьюги и обледенелых склонов. В конце концов мой командирский танк попал в овраг, из которого он в темноте никак не мог выбраться. К счастью, по другую сторону оврага я встретил машину связи штаба группы, которая и доставила меня в ту же ночь в Ясную Поляну.
4 декабря 43-й армейский корпус занял исходные позиции для наступления, а 296-я пехотная дивизия, которй командовал генерал Штеммерман, продолжала свой тяжёлый марш по направлению к Туле.
О переходе дивизии в наступление в этот же день не могло быть и речи. Температура упала до минус 35 градусов. Авиаразведка донесла о передвижении крупных сил противника из Каширы на юг. Сильное прикрытие этого передвижения истребителями не давало возможности нашей авиаразведке вести наблюдение с более близких расстояний.
5 декабря 43-й армейский корпус пытался перейти в наступление, но не смог воспользоваться первоначальным успехом 31-й пехотной дивизии, 296-я пехотная дивизия достигла р. Упа лишь после наступления темноты, будучи в чрезвычайно изнурённом состоянии. Один из её полков я сам видел. В районе действий 29-й мотодивизии русские войска, поддержанные танками, атаковали северо-восточнее Венева. Опасность, угрожавшая флангам и тылу 24-го танкового корпуса, соединения которого находились севернее Тулы и из-за 50-градусного мороза были лишены возможности передвигаться, ставила под сомненье целесообразность дальнейшего продолжения наступления.
Как видим, и генерал Гудериан, подобно многим его коллегам, не устоял перед искушением обратиться к отвергнутой серьёзными историками и мемуаристами легенде о «генерале Морозе». Утверждение о 50-градусном морозе тем более вызывает сомнение, что буквально через страницу автор пишет «русских морозах, доходивших до минус 35 градусов» - Прим. ред. -
Наступление было бы возможно только в том случае, если бы 4-я армия наступала одновременно с нами и притом успешно. К сожалению, об этом не могло быть и речи. Дело обстояло как раз наоборот. Помощь 4-й армии ограничилась действиями ударной группы в составе двух рот, которые после выполнения свой задачи снова возвратились на исходные позиции. Этот эпизод не оказал никакого влияния на противника, действовавшего против 43-го армейского корпуса, 4-я армия перешла к обороне!
Перед лицом угрозы моим флангам и тылу и цчитывая наступление неимоверно холодной погоды, в результате которой войска потеряли подвижность, я в ночь с 5 на 6 декабря впервые со времени начала этой войны решил прекратить это изолированное наступление и отвести далеко выдвинутые вперед части на линию: верхнее течение р. Дон, р. Шат, р. Упа, где и занять оборону. За всё время войны я не принимал ни одного решения с таким трудом, как это. Такого же мнения придерживались мой начальник штаба Либенштейн и старший из командиров корпусов генерал фон Гейер, однако это мало способствовало улучшению моего настроения.
В ту же ночь я по телефону доложил о своём решении фельдмаршалу фон Боку. Его первым вопросом было:«Где, собственно, находится ваш командный пункт?». Он был уверен, что я нахожусь в Орле, далеко от района происходящих событий. Однако танковые генералы не делали таких ошибок. Я находился достаточно близко от района происходящих событий и от своих войск, чтобы иметь возможность правильно оценить обстановку и возможности моих солдат.
Положение было серьёзным не только в полосе действий моей 2-й танковой армии. В ту же ночь с 5 на 6 декабря вынуждены были прекратить свое наступление также 4-я танковая армия Гепнера и 3-я танковая армия Рейнгардта, вышедшая с севера к пункту, находившемуся в 35 км от Кремля, так как у них не было сил, необходимых для достижения великой цели, уже видневшейся перед ними. В районе Калинина, где действовала наша 9-я армия, русские даже перешли в наступление.
Наступление на Москву провалилось. Все жертвы и усилия наших доблестных войск оказались напрасными. Мы потерпели серьёзное поражение, которое из-за упрямства верховного командования повело в ближайшие недели к роковым последствиям. Главное командование сухопутных войск, находясь в далёкой от фронта Восточной Пруссии, не имело никакого представления о действительном положении своих войск в условиях зимы, хотя и получало об этом многочисленные доклады. Это незнание обстановки всё время вело к новым невыполнимым требованиям.
Своевременный отвод войск и занятие обороны на выгодном и заранее подготовленном рубеже явились бы наиучшим и наиболее действенным средством для того, чтобы восстановить положение и закрепиться до наступления весны. В полосе действий 2-й танковой армии таким рубежом могла бы стать занимаемая ею в октябре частично оборудованная линия обороны по рекам Зуша и Ока. Однако именно с этим Гитлер не соглашался. Упрямство ли Гитлера или внешнеполитические соображения оказали влияние на принятие решений в эти дни - мне неизвестно. Тем не менее я могу это предположить, так как 8 декабря Япония вступила в войну, а 11 декабря последовало объявление Германией войны Соединённым Штатам Америки.
Военных специалистов в эти дни удивлял тот факт, что, несмотря на объявление Гитлером войны США, Япония не объявила войны Советскому Союзу. В связи с этим русские имели возможность высвободить свои войска, находившиеся на Дальнем Востоке, и использовать их против Германии. Эти войска были с невиданной до сих пор скоростью (эшелон за эшелоном), направлены на наш фронт. Не разряжение обстановки, а новое исключительно тяжёлое её напряжение явилось результатом этой странной политики. Расплачиваться за неё должны были наши солдаты.
Война стала отныне действительно «тотальной». Экономический и военный потенциал большей части стран земного шара объединился против Германии и её слабых союзников.
Вернёмся всё же вновь к положению у Тулы. 24-му танковому корпусу удалось планомерно оторваться от противника, но 53-й армейский корпус испытывал сильное давление его войск со стороны Каширы; 47-й танковый корпус в ночь на 8 декабря вынужден был в результате удара русских сдать Михайлов, 10-я мотодивизия понесла при этом тяжёлые потери. Правее нас 2-я армия потеряла в эти дни Елец. Противник наступал на Ливны и усилился у Ефремова.
О моих взглядах и настроениях в тот период можно судить по письму от 8 декабря, в которм я писал: «Мы стоим перед печальным фактом того, что наше верховное командование слишком туго натянуло тетиву лука, не хотело верить поступающим сообщениям об ослаблении боеспособности наших войск, выдвигало всё время новые и новые требования, не обеспечило нас всем необходимым для тяжёлой зимы и было застигнуто врасплох русскими морозами, доходившими до минус 35 градусов. Наши силы были недостаточны для того, чтобы успешно осуществить наступление на Москву, и, таким образом, мне с болью в сердце пришлось в ночь на 6 декабря принять решение о прекращении бесперспективных боевых действий и об отходе на заранее избранный, сравнительно небольшой по ширине рубеж, который я надеялся удержать оставшимися у меня силами. Русские продолжают сильно нажимать, и можно ожидать ещё множества всяких неприятных инциндентов. Наши потери, особенно больными и обмороженными, очень велики, и даже при условии, что часть из них после небольшого отдыха снова возвратится в строй, всё же в настоящий момент ничего нельзя сделать. Из-за морозов потери в автотранспорте и артиллерии превысли все расчёты. Кое-как мы выходим из положения, используя крестьянские сани, однако они, естественно, приносят нам небольшую пользу. К сачстью, нам удалось сохранить те наши танки, которые ещё были на ходу. Однако долго ли они смогут находиться в строю при таком холоде, знает лишь один бог.
Ростов был началом наших бед; это был первый предостерегающий сигнал. Несмотря на это, наступление здесь продолжалось. Моя поездка в штаб группы армий 23 ноября не дала никаких результатов и не внесла необходимой ясности; там продолжали работать спустя рукава. Затем потерпел поражение мой северный сосед; мой южный сосед был и до того не очень боеспособен, и в конце концов у меня не было другого выбора, как прекратить наступление, так как одному, да ещё при 35-градусном морозе, мне было не под силу опрокинуть весь Восточный фронт.
Я также просил Балка доложить мою оценку обстановки главнокомандующему сухопутными войсками, но не знаю, удалось ли ему выполнить мою просьбу.
Вчера меня посетил Рихтгофен.
Фельдмаршал авиации - Прим. ред.
Мы с ним долго беседовали с глазу на глаз и установили, что имеем одинаковый взгляд на сложившуюся обстановку. Наконец, я имел беседу с генералом Шмидтом, который командовал армией, действовавшей справа от нас. Он также во всём согласился со мной. Во всяком случае, я не одинок в своих взглядах, хотя, увы, это не имеет никакого значения, так как никто ими не интересовался...
Мне самому никак не верилось, что в течение двух месяцев можно будет так сильно ухудшить обстановку, которая была почти блестящей... Если бы своевременно было принято решение о прекращении наступления и о переходе на зимний период к обороне на выгодном и заранее оборудованном рубеже, то ничего опасного не случилось бы. Теперь же на долгие месяцы наступила полная неопределённость... Я меньше всего думаю о себе; гораздо больше меня интересует судьба всей Германии, за которую я очень опасаюсь».
9 декабря противник, развивая успех в районе Ливны, где действовала 2-я немецкая армия, окружил части 95-й пехотной дивизии. В полосе действий моей армии 47-й танковый корпус отходил на юго-запад; 24-й танковый корпус отбивал атаки русских, предпринимавшиеся ими из Тулы.
10 декабря я в письменной форме доложил о нашей обстановке шеф-адъютанту Гитлера Шмундту и начальнику управления личного состава главного командования сухопутных войск Кейтелю-младшему с тем, чтобы они там не питали в дальнейшем никаких иллюзий. В тот же день я писал своей жене: «Надо надеяться, что эти мои письма вовремя дойдут до адресата, ибо при установлении полной ясности и при твёрдом желании положение ещё может быть исправлено. У нас недооценили силы противника, размеры его территории и суровость климата, и за это приходится теперь расплачиваться... Хорошо ещё, что я с 5 декабря самостоятельно принял решение о прекращении наступления, ибо в противном случае катастрофа была бы неминуемой».
10 декабря была отмечена выгрузка русских войск в районе Касторной и Ельца. В полосе 2-й армии противник расширил прорыв и перерезал дорогу Ливны - Чернова. 10-я мотодивизия моей армии вела оборонительные бои в Епифани. 53-й армейский и 24-й танковый корпуса достигли рубежа рек Дон, Шат, Упа.
Между 296-й и 31-й пехотной дивизиями образовалась опасная брешь.
11 декабря корпуса нашего соседа справа продолжали отходить на запад. Над Ефремовом нависла угроза, и 12 декабря он был сдан.
Для того, чтобы закрыть брешь, образовавшуюся на фронте 43-го армейского корпуса, 4-й армии было приказано направить туда 137-ю пехотную дивизию. Однако требовалось некоторое время для того, чтобы дивизия могла подойти к этому участку ввиду значительного расстояния и плохой погоды. Поэтому в течение 12 декабря мы вынуждены были направить все свои наличные подвижные силы на помощь попавшему в беду соседу справа.
13 декабря 2-я армия продолжала отход. При этих обстоятельствах 2-я танковая армия не была в состоянии удержаться на рубеже Сталиногорск, р. Шат, р. Упа, тем более, что 112-я пехотная дивизия не имела достаточно сил для того, чтобы оказать дальнейшее сопротивление и задержать наступление свежих сил противника. Войска вынуждены были отходить за линию р. Плава. Действовавшие левее нас 4-я армия и прежде всего 4-я и 3-я танковые группы также не могли удержать свои позиции.
14 декабря я прибыл в Рославль, где встретился с главнокомандующим сухопутными войсками фельдмаршалом фон Браухичем. Фельдмаршал фон Клюге также присутствовал при этом. Для того, чтобы попасть в Рославль, мне пришлось в течение 22 час. ехать на автомашине при снежной вьюге. Я подробно обрисовал главнокомандующему сухопутными войсками положение своих войск и просил его разрешить моей армии отойти на рубеж р. Зуша и Ока, где во время октябрьских боёв находилась наша передовая линия, которая вследствие этого была до некоторой степени оборудована. Главнокомандующий дал мне на это своё согласие. Был поднят также вопрос и о том, каким образом можно будет закрыть 40-километровый разрыв, образовавшийся между 24-м танковым и 43-м армейским корпусами. Для этой цели 4-я армия должна была передать в подчинение 2-й танковой армии 137-ю пехотную дивизию. Однако фельдмаршал фон Клюге пока направил только 4 батальона этой дивизии под командованием командира дивизии. Я считал это совершенно недостаточным и просил, чтобы оставшаяся половина дивизии была бы также немедленно направлена в мое распоряжение. Во время боёв этой дивизии за устранение разрыва погиб отважный генерал Бергман. Образовавшаяся опасная брешь между корпусами так и не была ликвидирована.
В результате совещания в Рославле последовал следующий приказ: «2-я армия переходит в подчинение командующего 2-й танковой армии. Обе армии должны удержать рубеж перед Курском, Орлом, Плавск, Алексин, а в крайнем случае по р. Ока». Я был убеждён, что главнокомандующий доложит Гитлеру об этом своём распоряжении, однако дальнейшие события поколебали эту уверенность.
В этот день глубокий прорыв, предпринятый русскими 13 декабря через Ливны в направлении на Орёл, оказал своё действие - была окружена и частично уничтожена 45-я пехотная дивизия. Гололедица затрудняла все виды передвижения. Потери от обморожения были больше, чем от огня противника. Пришлось отвести 47-й танковый корпус, так как его сосед справа - 293-я пехотная дивизия 2-й армии - отступил от Ефремова.
16 декабря по моей настоятельной просьбе на аэродром в Орле прибыл находившийся поблизости Шмундт, с которым я имел получасовую беседу. Я обрисовал ему серьёзность обстановки и просил доложить об этом фюреру. Я надеялся, что в течение ночи Гитлер вызовет меня к телефону, чтобы дать ответ на мои предложения, которые я передал со Шмундтом. Во время беседы я узнал о предстоящем изменении в главном командовании сухопутных войск - о смене фельдмаршала фон Браухича. В ту же ночь я писал: «Ночь я провёл без сна, ломая голову над тем, что я ещё мог бы предпринять для того, чтобы помочь моим солдатам, которые оставались совершенно беспомощными в условиях этой безумной зимы. Трудно даже себе представить их ужасное положение. Работники верховного командования, которые ни разу не были на фронте, не в состоянии представить себе истинного положения войск. Они всё время передают по телеграфу одни лишь невыполнимые приказы и отказываются удовлетворить все наши просьбы и выполнить наши предложения».
В ту же ночь Гитлер вызвал меня по телефону, потребовал стойко держаться и, запретив нам отходить, пообещал перебросить по воздуху пополнение, если не ошибаюсь, в 500 человек! Телефонные вызовы Гитлера повторялись затем неоднократно, но слышимость была очень плохая. Что касается отхода, то он уже начал осуществляться в соответствии с беседой в Рославле с фельдмаршалом фон Браухичем, и было совершенно невозможно его остановить.
17 декабря я побывал у командиров 24-го и 47-го танковых корпусов, а также у командира 53-го армейского корпуса с тем, чтобы еще раз ознакомиться с положением войск и переговорить с командирами корпусов относительно обстановки. Все три генерала считали, что наши наличные силы недостаточны для того, чтобы организовать стойкую оборону восточнее Оки. Отсюда следовало, что нам необходимо сохранить боеспособность войск до подхода свежих сил, когда можно будет создать прочную оборону. Генералы доложили, что войска начинают сомневаться в способностях верховного командования, которое отдало свой последний приказ о наступлении, оценив при этом возможности противника совершенно неправильно. «Если бы мы обладали своей прежней маневренностью и бокспособностью, выполнение этого приказа ничего бы не сотило. Гололедица затрудняла все наши передвижения. Русские хорошо снаряжены и хорошо подготовлены к зиме, а у нас ничего нет».
2-я армия опасалась, что противник предпримет в этот день прорыв в направлении на Новосиль.
Учитывая всю сложившуюся обстановку, и с согласия командования группы армий решил вылететь в главную ставку фюрера и лично доложить ему обстановку, так как все мои доклады, как письменные, так и по телефону, не привели к каким-либо результатам. Беседа была назначена на 20 декабря. К этому времени фельдмаршал фон Бок подал рапорт о болезни и его сменил на посту командующего группой армий «Центр» фельдмаршал фон Клюге.
18 декабря 2-й армии было приказано оборонять рубеж Тим, Ливны, Верховье и через несколько дней, примкнув к правому флангу 2-й танковой армии, отойти на рубеж Б. Река Зуша, р. Зуша. 2-й танковой армии было приказано отойти на рубеж Могилки, Верх. Плавы, Сороченка, Чукина, Козмино.
43-й армейский корпус был передан в подчинение 4-й армии.
19 декабря 47-й танковый корпус и 53-й армейский корпус заняли оборону по р. Плава. Я решил отвести 47-й танковый корпус на линию Озерки (район северо-западнее Подосиновки), а 24-й танковый корпус сосредоточить в качестве резерва армии в районе Орла с тем, чтобы дать ему небольшой отдых, а затем использовать в качестве оперативного подвижного резерва.
4-я армия была атакована противником на своём левом фланге и местами отброшена назад.
10. МОЯ ПЕРВАЯ ОТСТАВКА
«Монах, монах, как труден твой путь!». Эти слова, в применении к нашей обстановке, мне всё чаще и чаще приходилось слышать от своих сослуживцев, когда я сообщил им о своём решении отправиться к Гитлеру. Мне и самому было ясно, как нелегко будет добиться, чтобы Гитлер принял мою точку зрения. Однако в то время я всё ещё верил, что наше верховное командование в состоянии здраво оценить обстановку, если об этом будет доложено фронтовым генералом. Эта уверенность сохранялась у меня на всём пути, когда я на самолёте летел от фронтовой линии, проходившей севернее Орла, до далёкой Восточной Пруссии, где находилась благоустроенная и хорошо отапливаемая верховная ставка фюрера.
20 декабря в 15 час. 30 мин. я высадился на аэродроме Растенбург (Растемборк), после чего имел пятичасовую беседу с Гитлером, прерванную лишь дважды, каждый раз на полчаса; один раз - на ужин, а второй - для просмотра еженедельной кинохроники, которую Гитлер всегда сам просматривал.
В 18 часов я был принят Гитлером в присутствии Кейтеля, Шмундта и нескольких других офицеров. Ни начальник генерального штаба, ни какой-либо другой представитель главного командования сухопутных войск не присутствовали во время моего доклада главнокомандующему сухопутными войсками, каковым Гитлер назначил себя после смещения с этого поста фельдмаршала Браухича. Как и 23 авгутса 1941 г., я предстал в единственном числе перед верхушкой верховного командования вооружённых сил. Когда Гитлер поздоровался со мной, я впервые заметил его отчуждённый и враждебный взгляд, который он устремил на меня, свидетельствовавший о том, что он уже имеет предубеждение против меня. Тусклое освещение небольшой комнаты усиливало неприятное впечатление.
Доклад начался с моего изложения оперативной обстановки в районе 2-й танковой армии и 2-й полевой армии. Затем я доложил своё намерение отвести войска обеих армий от рубежа к рубежу до линии рек Зуша, Ока, о чём я ещё 14 декабря докладывал в Рославле фельдмаршалу фон Браухичу и на что было получено его согласие. Я был убеждён, что об этом было в своё время доложено Гитлеру. Как велико было моё удивление, когда Гитлер, вспылив, воскликнул: «Нет, это я запрещаю!». Я доложил ему, что отход уже начат и что впереди указанной линии вдоль рек Зуша и Ока остуствуют какие-либо рубежи, которые были бы пригодны для организации длительной обороны. Если он считает необходимым сохранить войска и перейти на зиму к обороне, то другого выбора у нас быть не может.
Гитлер:«В таком случае вам придётся зарыться в землю и защищать каждый квадратный метр территории!».
Я: «Зарыться в землю мы уже не можем, так как земля промёрзла на глубину в 1-1,5 м, и мы со своим жалким шанцевым инструментом ничего не сможем сделать».
Гитлер:«Тогда вам придётся своими тяжёлыми полевыми гаубицами создать воронки и оборудовать их как оборонительные позиции. Мы уже так поступали во Фландрии во время первой мировой войны».
Я:«В период первой мировой войны каждая наша дивизия, действовавшая во Фландрии, занимала фронт шириной в 4-6 км и располагала двумя-тремя дивизионами тяжёлых полевых гаубиц и довольно большим комплектом боеприпасов. Мои же дивизии вынуждены каждая оборонять фронт шириной в 20-40 км, а на каждую дивизию у меня осталось не более четырёх тяжёлых гаубиц с боекомплектом в 50 выстрелов на каждое орудие. Если я использую свои гаубицы для того, чтобы сделать воронки, то с помощью каждого орудия я смогу только создать 50 мелких воронок, величиной в таз для умывания, вокруг которых образуются чёрные пятна, но это ни в коем случае не составит оборонительной позиции! Во Фландрии никогда не было такого холода, с каким мы столкнулись здесь. Кроме того, боеприпасы мне необходимы для того, чтобы отразить атаки русских. Мы не в состоянии вбить в землю шесты, необходимые для прокладки телефонных линий, и для этого вынуждены использовать взрывчатые вещества. Где же нам взять необходимое количество подрывных средств для создания оборонительной полосы такого большого масштаба?»
Однако Гитлер продолжал настаивать на выполнении своего приказа - прекратить отход и остановиться там, где мы находились в тот момент.
Я:« В таком случае мы вынуждены будем перейти к обороне на невыгодных для нас позициях, как это было на Западном фронте в период первой мировой войны. Нам, как и тогда, придётся вести сражения за счёт использования техники и иметь исключительно большие потери, не имея возможности добиться успехов. Придерживаясь такой тактики, мы уже в течение этой зимы вынуждены будем пожертвовать лучшей частью нашего офицерского и унтер-офицерского корпуса, а также личным составом, пригодным для его пополнения, причём все эти жертвы будут напрасными и сверх того невосполнимыми».
Гитлер:«Вы полагаете, что гренадёры Фридриха Великого умирали с большой охотой? Они тоже хотели жить, тем не менее король был вправе требовать от каждого немецкого солдата его жизни. Я также считаю себя вправе требовать от каждого немецкого солдата, чтобы он жертвовал своей жизнью».
Я:«Каждый немецкий солдат знает, что во время войны он обязан жертвовать своей жизнью для своей родины, и наши солдаты на практике доказали, что они к этому готовы. Однако такие жертвы нужно требовать от солдат лишь тогда, когда это оправдывается необходимостью. Полученные мною указания неизбежно приведут к таким потерям, которые никак не могут быть оправданы требованиями обстановки. Лишь на предлагаемом мной рубеже рек Зуша, Ока войска найдут оборудованные еще осенью позиции, гдн можно найти защиту от зимнего холода. Я прошу обратить внимание на тот факт, что большую часть наших потерь мы несём не от противника, а в результате исключительного холода и что потери от обморожения вдвое превышают потери от огня противника. Тот, кто сам побывал в госпиталях, где находятся обмороженные, отлично знает,что это означает».
Гитлер:« Мне известно, что вы болеете за дело и часто бываете в войсках. Я признаю это достоинство за вами. Однако вы стоите слишком близко к происходящим событиям. Вы очень сильно переживаете страдания своих солдат. Вы слишком жалеете их. Вы должны быть от них подальше. Поверьте мне, что издали лучше видно».
Я:« Я, безусловно, считаю своей обязанностью уменьшить страдания своих солдат, насколько это в моих силах. Однако это трудно сделать в условиях, когда личный состав до сих пор ещё не обеспечен зимним обмундированием и большая часть пехотинцев носит хлопчатобумажные брюки. Сапог, белья, рукавиц и подшлемников или совершенно нет, или же они имеются в ничтожном количестве».
Гитлер вспылил:«Это неправда. Генерал-квартирмейстер сообщил мне, что зимнее обмундирование отправлено».
Я:« Конечно, обмундирование отправлено, но оно до нас ещё не дошло. Я проследил его путь. Обмундирование находится в настоящее время на железнодорожной станции в Варшаве и уже в продолжение нескольких недель никуда не отправляется из-за отсутствия паровозов и наличия пробок на железных дорогах. Наши требования в сентябре и октябре были категорически отклонены, а теперь уже слишком поздно что-либо сделать».
Вызвали генерал-квартирмейстера, который вынужден был подтвердить верность моих утверждений. Результатом этой беседы явилась кампания зимней помощи по сбору тёплых вещей, начатая Геббельсом к рождеству 1941 г. Однако в течение зимы 1941/42 г. солдаты ничего из этих вещей не получили.
Затем мы перешли к обсуждению вопросов, касающихся боевого состава войск армии и состояния продовольственного снабжения. Ввиду больших потерь в автотранспорте, которые мы понесли в период распутицы, а также из-за больших морозов ни в войсках, ни в специальных транспортных подразделениях недоставало необходимого автотранспорта для подвоза предметов снабжения. Не получая никакого пополнения взамен выбывшего из строя автотранспорта, войска вынуждены были использовать местные транспортные средства, а именно - крестьянские телеги и сани, имевшие незначительную вместимость. Для того, чтобы заменить недостающие грузовые машины, требовалось очень большое количество местных транспортных средств и многочисленный обслуживающий персонал. Гитлер требовал резкого сокращения частей снабжения и тылов войсковых частей, которые, по его мнению, слишком разбухли, с тем чтобы освободить личный состав для фронта. В той мере, насколько это не вредило делу снабжения, такое сокращение, конечно, уже было сделано. Более значительных результатов можно было добиться путём улучшения других транспортных средств, особенно железнодорожного транспорта. Однако было трудно убедить Гитлера в этой несложной истине.
Далее мы перешли к вопросу об условиях расквартирования войск. Несколько недель тому назад в Берлине была открыта выставка, отражавшая мероприятия главного командования сухопутных войск по обеспечению войск в условиях зимы. Фельдмаршал фон Браухич не поленился лично показать Гитлеру эту выставку. Выставка была изумительно красива, и её даже показывали в кинохронике. Но, к сожалению, войска не имели ни одной из этих красивых вещей. Из-за непрекращающейся маневренной войны невозможно было что-нибудь построить, а страна давала нам очень мало. Поэтому условия размещения наших войск были исключительно плохими. Об этом Гитлер также не имел ясного представления. Когда мы беседовали на эту тему, присутствовал министр вооружения доктор Тодт, человек умный и здравомыслящий. Под впечатлением моего рассказа об обстановке на фронте Тодт подарил мне две окопные печи, которые он намеревался показать Гитлеру, а затем в качестве моделей отправить в войска, которые должны были производить такие печи, используя для этого местные средства. Его подарок явился, пожалуй, единственным положительным результатом этой длительной беседы.
Во время ужина я сидел рядом с Гитлером и, воспользовавшись этим обстоятельством, рассказал ему некоторые подробности относительно фронтовой жизни. Однако это не произвело на него того впечатления, на которое я рассчитывал. Очевидно, Гитлер, как и его приближённые, считал, что я сильно преувеличиваю.
После ужина беседа была возобновлена, и я внёс предложение о том, чтобы на работу в верховное командование вооружённых сил и главное командование сухопутных войск были поставлены офицеры генерального штаба, имеющие фронтовой опыт. Я сказал:«Судя по отношению работников главного командования сухопутных войск, у меня сложилось впечатление, что наши донесения и доклады оцениваются неправильно, а вследствие этого и вас часто неправильно информируют. Поэтому я считаю необходимым на должности офицеров генерального штаба назначать в верховное командование вооружённых сил и главное командование сухопутных войск офицеров, имеющих достаточный фронтовой опыт. Необходимо произвести «смену караулов». В обоих штабах, на самых высших должностях, находятся офицеры, которые с самого начала войны, т. е. в продолжение двух лет, ни разу не видели фронта. Эта война настолько отличается от первой мировой войны, что фронтовой опыт того периода сейчас не имеет никакого значения».
Мои слова попали в самый центр осиного гнезда. Гитлер с негодованием возразил: «Я не могу сейчас расстаться со своим окружением».
Я: «Вам нет необходимости расставаться со своими личными адъютантами; не об этом идёт речь. Важным является замена руководящих офицеров, занимающих должности в генеральном штабе, офицерами, обладающими фронтовым опытом, особенно опытом боевых действий в зимних условиях».
Эта моя просьба была также категорически отклонена. Беседа закончилась неудачно. Когда я выходил из помещения, где делал доклад, Гитлер сказал Кейтелю: «Этого человека я не переубедил!» Тем самым в отношениях между нами образовалась трещина, которая в дальнейшем уже никак не могла быть ликвидирована.
На следующее утро, прежде чем отправиться в обратный путь, я ещё раз позвонил по телефону начальнику штаба оперативного руководства вооружённых сил генералу Иодлю и вторично заявил, что нынешние методы действий неизбежно приведут к исключительно большим человеческим жертвам, которые ничем не оправдываются. Необходимы резервы, причём незамедлительно, для того, чтобы, оторвавшись от противника, закрепиться на тыловой оборонительной полосе. Этот мой призыв не возымел никакого действия.
21 декабря, после телефонного разговора с Иодлем, я вылетел обратно в Орёл. По приказу Гитлера граница левого фланга моеё армии была установлена у места впадения р. Жиздра в Оку. Это изменение в значительной степени увеличило ответственность танковой армии, что было для меня весьма нежелательно. Остаток дня ушёл на разработку и отдачу приказов, которые должны были учесть намерения Гитлера.
Для того, чтобы обеспечить выполнение этих приказов, я 22 декабря отправился в дивизии, входящие в состав 47-го танкового корпуса. После непродолжительной беседы в штабе корпуса я поехал в Чернь, где находилась 10-я мотодивизия, и сообщил командиру дивизии генералу фон Леперу цельнового приказа и причины, заставившие Гитлера его отдать. Во второй половине дня с той же целью я побывал в 18-й и 17-й танковых дивизиях. К полуночи я по гололедице возвратился обратно в Орёл. Во всяком случае, я лично подробно ознакомил командиров соединений, находившихся на самом левом фланге, с изменениями, вызванными приказом Гитлера, и считал, что с чистой совестью могу ожидать событий ближайших дней.
23 декабря ушло на беседы с командирами остальных корпусов. В 43-м армейском корпусе мне сообщили, что 167-я пехотная дивизия также сильно пострадала, 296-я пехотная дивизия отступала по направлению к Белёву. Способность этого корпуса к сопротивлению оценивалась очень низко. Между его левым флангом и 43-м армейским корпусом образовалась громадная брешь, которая не могла быть закрыта наличными силами, почти не имевшими возможности передвигаться вне дорог по непроходимой местности. Учитывая всё это, я принял решение отвести по шоссе Орёл - Тула 3-ю и 4-ю танковые дивизии к Орлу, дать им трёхдневный отдых для приведения себя в порядок, а затем под командованием штаба 24-го танкового корпуса направить обе дивизии через Карачев, Брянск на север с задачей атаковать фланг противника, форсировавшего Оку. Однако прорыв противника в районе действий 2-й армии вынудил меня повернуть часть этих сил к месту нового кризиса, что замедлило сосредоточение обеих дивизий в районе Лихвина. Все остальные части 24-го танкового корпуса, кроме танковых, были сосредоточены в Орле и использованы в качествве гарнизона города.
День 24 декабря я использовал для посещения ряда госпиталей, где происходили рождественские праздненства. Мне удалось доставить радость бравым солдатам. Но это была печальная обязанность. Вечер я провёл за работой, пока не явились Либенштейн, Бюсинг и Кальден, с которыми я и провёл несколько часов в дружеской обстановке.
24 декабря 2-я армия оставила Ливны. Севернее Лихвина противник переправился через Оку. По приказу главного командования сухопутных войск 4-я танковая дивизия была направлена на Белев с задачей задержать противника. Намечаемая мной контратака сосредоточенными силами 24-го танкового корпуса грозила превратиться в частные, разрозненные действия.
В ночь на 25 декабря 10-я мотодивизия вынуждена была оставить Чернь в связи с охватывающим маневром, предпринятым русскими. Успех русских был неожиданно увеличен тем, что части 53-го армейского корпуса, действовавшие левее 10-й мотодивизии, не смогли удержаться больше на своих позициях, и противнику удалось прорвать здесь наш фронт. Части 10-й мотодивизии были окружены в Черни. Я немедленно доложил командованию группы армий об этом неблагоприятном событии. Фельдмаршал фон Клюге бросил мне ряд резких упрёков, сказав, что я должен был бы отдать приказ об оставлении Черни не в эту ночь, а, по крайней мере, на 24 часа раньше. Результатом задержки приказа и явилось окружение части 10-й мотодивизии. Я же, как бо этом сообщалось выше, лично передал войскам приказ Гитлера удержать этот населённый пункт. Поэтому я с возмущением отклонил предъявленный мне несправедливый упрёк.
25 декабря окружённым частям 10-й мотодивизии удалось вырваться из кольца окружения и достигнуть наших позиций, приведя с собой несколько сот пленных. Был отдан приказ об отходе на рубеж рек Зуша, Ока.
Вечером у меня снова произошло резкое столкновение с фельдмаршалом фон Клюге, который упрекнул меня в том, что я представил ему неверное официальное донесение: он повесил трубку, сказав: «Я доложу о вас фюреру». Это было уже слишком. Я сообщил начальнику штаба группы армий, что после такого обращения я больше не считаю возможным командовать армией и прошу освободить меня от занимаемой должности. Это своё решение я немедленно передал также по телеграфу. Фельдмаршал фон Клюге упредил меня в этом отношении и ещё раньше обратился к главному командованию сухопутных войск с ходатайством о моей смене. 26 декабря утром я получил распоряжение Гитлера о переводе меня в резерв главного командования сухопутных войск. Моим преемником был командующий 2-й армией генерал Рудольф Шмидт.
26 декабря я простился со своим штабом и отдал небольшой приказ войскам. 27 декабря я оставил фронт и переночевал в Рославле; ночь на 29-е я провёл в Минске, ночь на 30 - в Варшаве, ночь на 31 - в Познани, а 31 прибыл в Берлин.
По вопросу о моём прощальном приказе своим солдатам снова возник спор между фельдмаршалом фон Клюге и моим штабом. Командование группы армий хотело воспрепятствовать отдаче такого приказа, так как фельдмаршал фон Клюге опасался, что приказ будет содержать в себе критику командования.
Приказ, разумеется, был безукоризненный; Либенштейн позаботился о том, чтобы мои войска, по крайней мере, получили мой прощальный привет.
Привожу текст этого приказа:
Командующий 2-й танковой армией
Штаб армии. 26.12.1941 г.
Фюрер и верховный главнокомандующий вооружёнными силами освободил меня с сегодняшнего дня от командования.
Прощаясь с вами, я продолжаю помнить о шести месяцах нашей совместной борьбы за величие нашей страны и победу нашего оружия и с глубоким уважением помню обо всех тех, кто отдал свою кровь и свою жизнь за Германию. Вас, мои дорогие боевые друзья, я от глубины души благодарю за всё ваше доверие, преданность и чувство настоящего товарищества, которое вы неоднократно проявляли в течение этого продолжительного периода. Мы были с вами тесно связаны как в дни горя, так и в дни радости, и для меня было самой большой радостью заботиться о вас и за вас заступаться.
Счастливо оставаться!
Я уверен в том, что вы, так же как и до сих пор, будете храбро сражаться и победите, несмотря на трудности зимы и превосходство противника. Я мысленно буду с вами на вашем трудном пути.
Вы идёте по этому пути за Германию!
Хайль Гитлер!
Гудериан
Сайт создан в системе uCoz