- Помни, Рафтопулло, - наставляет командир полка, - если попадешь под противотанковый огонь, - в длительный бой не ввязывайся. Для нас главное - засечь их точки. Светает. С шестью танками стою в лощине. Впереди взвод лейтенанта Смирнова. Это - боевой разведывательный дозор батальона. Сзади, в лесу, - экипажи во главе с моим замполитом Столярчуком. За пятнадцать минут до начала разведки одно за другим торопливо, взахлеб стреляют полевые орудия нашей дивизионной артиллерии. Да-а, жидковата артподготовка. Танки Смирнова - на окраине. Развернувшись боевым строем, продвигаемся за ними. Враг молчит. Хитрит, выжидает. Ему выгодно подпустить нас поближе. Для верности посылаем по одному снаряду туда, где у крайних домов могут быть скрытые огневые точки фашистов. Ответа нет. Врываемся на окраину и медленно пробираемся вперед. Едва успеваем пройти метров сто, как из-за домов справа, слева и с фронта на нас обрушивается огонь вражеских орудий. Вот оно что! Не тронув разведку, противник решил разгромить основную колонну. - По орудиям - огонь! Стреляю туда, где заметил вспышку. Мы уничтожили три орудия. Одно из них, выкрашенное черной краской под цвет сарая, раздавил, как скорпиона, танк механика-водителя Рындина. Но из дворов и садов, не унимаясь, бьют пушки. У нас горят два танка. Экипажи спаслись. Одни танк подбит. Мы отходим. Рындин умело и быстро берет на буксир подбитую машину и оттягивает ее за ближайший бугорок. Два других танка, пятясь вдоль улицы, прикрывают его огнем. Вскоре за окраиной к нам присоединяется взвод лейтенанта Смирнова, который выскочил из города где-то восточнее. До леса остается с полкилометра, не больше. "Еще несколько минут - и мы вне опасности". Только я подумал об этом, как слышу: - Воздух! Оборачиваюсь: девять самолетов идут с северо-запада. Пикировщики настигают нас у самого леса. Вздрагивает земля, чернеют глубокие с обожженными краями воронки. Осколки барабанят по броне. Не задерживаясь, уходим в глубь леса, к своим главным силам. Разведка боем позволила артиллеристам засечь больше десятка огневых точек противника, укрытых во дворах, огородах и подвалах домов. Кроме того, лейтенант Смирнов, выходя из города, заметил три хорошо замаскированных танка. Медленно, тяжело, как раненый, поднимается над горизонтом солнечный диск. И вот опять полыхает утренняя заря, опять гремят залпы наших пушек. Знаю, экипажи рвутся в бой. Вчера шесть человек подали заявление о вступлении в комсомол. Теперь в батальоне все коммунисты и комсомольцы. ... Посматриваю на часы: идут последние минуты артподготовки. Неожиданно вместо сигнала "в атаку" слышу голос командира полка: -Прямо - танки! Уничтожить огнем с места. В километре от нас, развернувшись широким фронтом, плывут во ржи башни бронированных машин. За ними вырисовывается вторая линия. Дублирую команду ротным командирам. Стараюсь хоть приблизительно подсчитать, сколько вражеских танков лезет на нас. Не меньше полсотни. Держу на прицеле танк, идущий зигзагообразно в центре боевого порядка. Подбить его - сломается весь строй. Прикидываю: ломаная линия курса непременно должна привести его к тому кустику. Навожу на кустик перекрестие прицела, жду. Дистанция - шестьсот метров. Гремит выстрел. Со звоном падает на пол гильза. "Мой" фашист так и не вышел из-за куста. Еще четыре танка останавливаются. Подбиты! Но у врага большое превосходство в силах. Не успеваю продублировать команду командира полка "вперед", как на нас навалтваются "юнкерсы". Куда ни поверну свой перископ, везде башни с крестами. Сколько же их, черт возьми? С дистанции 150-200 метров без передышки посылаем снаряд за снарядом. Конечно, слабоваты наши "сорокопятки", но мы выискиваем уязвимые места, и это выручает. Неравный бой длится более четырех часов. Но вот противник, отстреливаясь, начинает отходить в город. Ряды его танков основательно поредели. Вечер. Танкисты отдыхают. Под шинелью, наброшенной на кустарник, покуривают и негромко беседуют четверо. Проходя мимо, замедляю шаг. Слышу голос командира танка сержанта Дроздова. - Не пойму, то ли страшно, то ли непривычно было сперва... Вижу, идет он ко мне. Работаю механизмами - раз, раз, а навести не могу. Руки будто деревянные: то еле двигаются, то рвут. Вот пропасть! Вырывается фашист из прицела - и все. Однако поймал и шибанул чуть нижк башни. Смотрю, остановился, коптит. Ну, тут пошло веселее. Подхожу к танкистам, сажусь на пенек. - Ну как, орлы, страшновато было? - Честно говоря, товарищ старший лейтенант, сперва боялись, но потом привыкли. Сержант Заика ведет меня к своему танку, который горел в бою. - Как же вы справились с пожаром? - спрашиваю. - Нам помог рядовой Скаренко. ... Несколько дней назад на дороге за Проскуровом к моему головному танку подъехал на мотоцикле старший лейтенант Бахмач. - Товарищ командир, вас хочет видеть один парнишка. Как ни ломал голову, но так и не догадался, кто это хотел меня видеть. А это был Петя Скаренко, единственный сын моего друга Матвея Сергеевича Скаренко. Петя поведал мне печальную историю о том, как его отец и мать, попав под бомбежку, погибли на второй день войны. Осиротев, четырнадцатилетний мальчик решил разыскать человека, о которм ему часто рассказывал отец и который был командиром в танковой части где-то недалеко, на западе Украины. Он упорно расспрашивал танкистов, показывал мою фотокарточку и наконец нашел. - Дядя Анатолий, возьмите меня в танк, - просил Петя, - буду фашистов давить. - А ты из карабина стрелять сумеешь? - Попробую. - Тогда давай, Петр Матвеевич, так договоримся, - серьезно говорю ему, - мы дадим тебе карабин, и ты первое время будешь десантником... ... От Бердичева отходим на юго-восток. С горючим очень тяжело. И вот появляется слабая надежда заправиться в лесу за станцией Зарудинцы. К станции подходим в одной колонне с батальоном капитана Айзенгарда. Его группа в голове. У него осталось восемь тяжелых танков, я, наоборот, - с пополнением: по дороге мы брали на буксир найденные исправные БТ с пустыми баками. Но чем наполнить их голодные "желудки"? Часть безмашинных экипажей держу в танковом десанте. Через Зарудинцы проходим на большой скорости и к вечеру втягиваемся в лес. Однако здесь нет никаких машин с горючим. Ночью, проверив охранение в ротах, возвращаюсь к своему танку. На часах - без четверти четыре. Какое сегодня число? Семнадцатое июля. Двадцать шестой день войны... В предрассветных сумерках не могу разобрать, что за человек идет мне навстречу. Вижу только развевающиеся полы плащ-накидки. Да ведь это младший лейтенант Светильников. - Товарищ командир, - негромко начинает он доклад. - Рядом, за лесом в лощине, - больше двадцати немецких танков. Туда прошли две цистерны и машины с боеприпасами. - Как охраняются? - Мы везде облазили вокруг лощины, но сторожевых постов не обнаружили. Посоветовавшись со Столярчуком и Воробьевым, решаю: незаметно выдвинуться батальоном из лесу, выслать вперед пять-шесть танков, они должны будут окружить лощину и беглым огнем разгромить фашистов. Остальные подразделения развернутся вдоль северо-западной опушки, чтобы ни одна машина не вырвалась из лощины. Одновременно мы будем контролировать дорогу и не допустим подхода подкреплений противника. Вдоль просеки медленно движутся танки. Впереди - ударная группа во главе со старшим лейтенантом Раковым. Я знал: там, где требуется дерзкий и лихой удар, коммунист Валентин Раков никогда не подведет. Небольшого роста черноглазый украинец из-под Чернигова, он неизменно рвался в самую гущу боя. Как мы и рассчитывали, нападение застало гитлеровцев врасплох. После боя Раков рассказывал, что танки на дне лощины стояли кучей, почти все экипажи спали. Кто-то преспокойно брился, сидя на броне, а один гитлеровец играл на губной гармошке. Ох и устроили же мы им концерт! Я насчитал девять черных свечей - девять горящих вражеских танков. То из одной, то из другой башни выскакивали фашисты, но тут же падали, скошенные пулеметным огнем. В лощине горит уже больше половины танков. Внутри некоторых из них начинают рваться боеприпасы. А мы, вдохновленные победой, - пусть маленькой, но все же победой, - без устали ведем огонь. Мне приказано занять оборону в Погребище, севернее Плискова. На полной скорости веду туда свои оставшиеся "в живых" одиннадцать танков: надо опередить противника. Различаю вдалеке очертания села. В разведке - лейтенант Луговой. Слышу в наушниках его донесение с противоположной окраины Погребища: - Наблюдаю за колонной немецких танков. Движутся сюда от Калиновки! Ну вот: мы - с севера, они - с запада.Что ж, дадим бой. Передаю команду Луговому: - Отойти и замаскироваться в огородах. Противника пропустить. Подъезжает Столярчук. Сообщаю ему свое решение: - Устроим засаду прямо в деревне. Как только танки войдут - тут их и зажмем. Однако обстановка меняется. Луговой доложил, что вражеские танки остановились и развертываются в боевой порядок. Наверное, воздушный разведчик обнаружил нас, и никакой засады теперь не получится. И все же мы решили схитрить - заманить врага в ловушку. Взлетела немецкая ракета, и сразу из дальней рощицы торопливо захлопали выстрелы. Будто смерч, вздыбилась полоса земли у окраины села. На глаз прикидываю дистанцию: 500... 400... 350... Немцы ведут огонь перед своим фронтом. Нам это выгодно. Пусть лупят по пустому месту. 250... 200... 150 метров... Дудник смотрит на меня с нетерпением. Он давно уже зарядил пушку. Пора! Ловлю в перекрестие прицела борт вражеской машины, нажимаю спуск. На таком расстоянии промаха быть не может. Кручу маховичок поворотного механизма, беру на прицел другую машину, но меня опередили - она уже горит. Подбиваем с Дудником еще одно бронированное чудовищею Справа и слева гремят выстрелы пушек, вспыхивают короткие пулеметные очерерди: наши танкисты в упор расстреливают врага. Автоматчики залегли и не пытаются подняться. Ищут укрытия не успевшие войти в деревню танки. Ищут - и наталкиваются на наши снаряды. Где-то в центре села одновременно взвиваются два столба дыма. Значит, Столярчук выбрал подходящий момент и захлопнул "мышеловку". По моей команде Путилов ударяет с фланга, и фашисты, оставив половину своих танков, откатываются назад. Спустя два часа они снова атакуют. Теперь их поддерживает не только артиллерия, но и бомбардировщики. И эта атака отбита. Чтобы избежать потерь от налетов авиации, переходим на другие позиции. Для прикрытия села оставляю усиленное боевое охранение. Несколько позднее высылаю разведку. Хитрость помогла: в этом бою мы подбили и сожгли до полутора десятков танков. У нас сгорело лишь два. Погребище мы удерживали до утра, а потом нас перебросили на другой рубеж. На рассвете, стоя в роще у своего танка, я увидел, как на просеке, с урчанием перелезая через валежник, прямо к нам пробирается черный мотоцикл с коляской. В батальоне и в полку таких мотоциклов не было. Значит, вражеский. Что за чертовщина! Как он сюда попал? - Дудник, развернуть пушку, взять мотоцикл на прицел! - Есть, товарищ старший лейтенант! На мотоцикле заметили наведенный на них ствол и сразу же подняли белый лоскут. Наблюдаю в бинокль: две фигуры в зеленой форме. Похоже на то, что в коляске офицер, а за рулем - солдат. Но кто это выглядывает из-за спины солдата и машет белым лоскутом? Неужели Воробьев? Да, он. Ну и компания! - Хальт! - командует мой начштаба, и мотоцикл останавливается возле танка. - Хедне хох! - Воробьев прячет в карман платок и направляет на пленных револьвер. Водитель поднимает руки. Офицер медленно вылезает из коляски. Руки у него связаны. "Ну лейтенант, ну и молодчина! - подумал я. - Да он, оказывается, - прирожденный разведчик". - Шнель, шнель, торопит Воробьев. - Товарищ старший лейтенант, - докладывает он, взяты в плен майор-интендант и рядовой. Напоролись на нашу засаду под Калиновкой. Я с ними сюда прямиком, чтобы времени не терять. Вот парабеллум и полевая сумка. Воробьев выворачивает полевую сумку интенданта. Достает карту с маршрутом на Киев, прочерченным южнее Житомирского шоссе, кучу каких-то бланков для нарядов, более двух тысяч рублей советскими деньгами, две зажигалки и пачку порнографических открыток. - Товарищ старший лейтенант, - продолжает Воробьев, - вражеские колонны от Калиновки поворачивают на юг, на Вороновицу, Немиров. Очевидно, они хотят пробиться к Днепру через Умань или южнее. - Да, этого, пожалуй, следовало ожидать. Ну, вот что, дорогой. Иди-ка перекуси, а потом разберемся. В ночь на девятнадцатое июля под проливным дождем мы остановились в лесу южнее села Ильинцы. Пополнили запасы горючего и подготовились к безостановочному стошестидесятикилометровому маршу до города Первомайска. Если считать, до Казатина, то мы должны были пересечь всю Винницкую область с севера на юг. Подразделениям нашего полка дается направление отхода на Звенигородку. А бросок на Первомайск выпал на долю только моего батальона, который временно должен стать арьергардом, прикрывающим отступление стрелковых частей. Итак, завтра утром - в поход. Всего лишь одна ночь осталась на для подготовки. А дел у всех танкистов - по горло: надо отремонтировать двигатели, тщательно проверить и починить важнейшие узлы боевых машин, подогнать траки: ведь гксеничные ленты на нескольких машинах болтаются, как разношенные лапти. И, кажется, совсем забыли бойцы, что ни у кого за целый день не было во рту и макового зернышка. Горючее-то на подвезли, а о питании забыли. На опушке леса в километре от нас время от времени густую тень прорезают лучи фар, надрывно завывают моторы буксующих автомашин. Определенно - войска, только чьи? Вскоре возвращаются разведчики: - В лесу - враги: танки и мотопехота. Ничего себе, веселое соседство. Левофланговую роту разворачиваю фронтом к противнику. Усиливаю охранение. Приказываю экипажам быть в готовности. Фашисты нас не замечают. Ко мне бодро шагает Петя Скаренко, в льняной с заплатами рубахе, босой, одна штанина подвернута выше колена. Воробьев посылал его в разведку. - В деревне фашисты. - А что еще? - Две кухни. Недалеко от окраины. Варят вовсю. - Вот с этого бы и начал, - улыбается Воробьев. - Ну и как они?.. - я не договариваю, знаю, что Петя и так поймет. Можно подзанять. - Как же ты пробрался? Как нашел кухни-то? Парнишка хмыкает, несолидно проводит у себя под носом. Там всего шестеро поваров. В темноте легко можно снять. Для захвата кухни тут же создаем группу во главе с лейтенантом Луговым. Он взял десантников на свой танк и с выключенными фарами двинулся к деревне. На окраине механик-водитель Рындин приостановил машину, и разведчики спешились. Петя Скаренко тихо провел их вдоль домов прямо к кухне. Потребовалось лишь несколько секунд, чтобы зажать рты часовому, поварам. Еще мгновение - и походная кухня прицеплена к подошедшему танку, а разведчики взобрались на него, держа автоматы наготове. Ровный шум мотора слился с шумом дождя, и кухня со свежим ужином тихонько заковыляла по размокшей колее. Той ночью котелки наших танкистов были щедро наполнены отменной гречневой кашей с саолм. Мы немного пожалели, что не смогли захватить за один рейс обе кухни и оставили фрицам суп. Но время не ждало. Нужно было немедля выступать в новый трудный поход. Мы отходим от леса на полкилометра, даем из пушек несколько залпов по скоплению противника и, разбрасывая грязь, мчимся по проселку под сплошной завесой ливня. Весь остаток ночи запрашиваю по радио тыльную заставу. Нет ли погони? Но гитлеровцы и не думали нас преследовать. ... Выполнив задание под Первомайском, делаем новый большой марш-бросок, теперь уже на север, к Звенигородке... А. А. Рафтопулло, полковник запаса, Герой Советского Союза /"Год 1941. Юго-Западный фронт", изд-во "Каменяр", Львов, 1970, с. 268-275./ |