|
Полковник Тагиров Салман Ахметович, председатель Казанской секции ветеранов Великой Отечественной войны, Почетного гражданина г. Казани
(1972-1991 г.г.)
Часовые Смоленских ворот
Автор этой документальной повести, вышедшей в Казани на татарском языке в 1966 году, – фронтовой разведчик, полковник в отставке Сальман Ахметович Тагиров. Почетный гражданин города Казани, председатель Казанской секции Советского комитета ветеранов войны, он прожил очень насыщенную, деятельную послевоенную жизнь. Полковник Тагиров умер на 80-м году жизни, в 1988-м. Его архив достался мне, его внуку.
Перечитывая записи деда, письма, газетные публикации, я все больше убеждался, что все эти годы он выполнял особую миссию, которую сам себе определил. Упорно, последовательно восполнял "белое пятно” в истории Великой Отечественной войны, непостижимым образом возникшее там, где, казалось бы, все давно изучено и известно, – на московском направлении наступления германских войск летом 1941 года. Вел обширную переписку, ездил со школьниками по местам сражений, выступал в печати, на телевидении. За сохранившимися рукописями, черновыми заметками, газетными вырезками отчетливо проступает конкретный смысл его труда – воздать должное памяти 18-й Казанской стрелковой дивизии. Во многом благодаря именно его усилиям в Татарии всегда хорошо знали об уникальном военном подвиге казанцев.
Быстрая пометка в старенькой, в косую линейку, тетради: "История 18 див. – на первый взгляд очень мрачная. А на деле – героическая”. На отдельном листе (ровный почерк, строгая точность формулировок – возможно, набросок официального письма): "Таким образом, создается впечатление, что рубеж Орша–Шклов как бы никем не оборонялся”. А вот и черновик обращения к начальнику Института военной истории Министерства обороны СССР генерал-лейтенанту П. Жилину, датированный январем 1977 года: "…Мне хотелось внести ясность в вопрос оборонительных боев на днепровском рубеже в июле 1941 года, а именно относительно участка Орша–Шклов, протяженностью около 40 км. Внимательно изучая общедоступную военно-историческую и мемуарную литературу, я нигде не нашел ответа… Даже в книге маршала А.И. Еременко "В начале войны”, подробно описавшего боевые действия войск Западного фронта в июне и июле, нет указаний насчет участка Орша–Шклов, хотя здесь проходили очень тяжелые бои с 9 по 18 июля…”.
Вносить ясность в военную историю он имел полное право. В начале июля 1941 года капитан Тагиров был помощником начальника оперативного отделения штаба 18-й дивизии, а уже через две недели ему пришлось возглавить штаб. Обстановку и события тех дней он явственно помнил до конца жизни и в подробностях воссоздал в диктофонной записи. Текст записи по просьбе дирекции Центрального музея Великой Отечественной войны на Поклонной горе в Москве я передал в его фонды. Спасибо сотрудникам музея за признание научной ценности воспоминаний деда.
Сальман Тагиров прошел войну до последнего дня, закончив ее 9 мая 1945 года в Праге начальником разведки 31-го Висленского танкового корпуса. Но именно те десять дней на днепровском рубеже в Белоруссии всегда оставались для него самыми памятными. Потому что здесь главный гитлеровский стратег генерал Гудериан шел прямиком на Москву. Лез в так называемые "Смоленские ворота”, серединой которых была магистраль Минск–Орша–Смоленск–Москва. Сорок из ста километров этих "ворот” достались 18-й Казанской стрелковой дивизии.
Казанцы ехали в Белоруссию на плановые учения, а стали участниками тяжелейших боев. Против них были брошены силы полнокровных немецких дивизий – 29-й моторизованной и 18-й танковой. Многодневное сражение шло при полном воздушном превосходстве противника. Надо учесть, что 40 километров обороны – это в два с лишним раза больше положенного тогдашними полевыми уставами. Соединение было вытянуто в ниточку. При этом дивизия была укомплектована лишь на две трети, а третью часть солдат и сержантов только что призвали из запаса.
Не удалось избежать и тяжелых ошибок, еще больше осложнивших положение дивизии. "Я никогда не забуду эту печаль, которая тронула меня до сердца, до боли”, – говорил мой дед об одном из самых драматичных эпизодов днепровских событий, когда по приказу сверху были отправлены на верную смерть два стрелковых батальона. Их сняли с позиций на побережье и двинули через реку на сорок километров вперед – встречать танки Гудериана. Батальоны капитана Колотия и майора Зайцева расположились огневыми точками на широчайшем фронте и не могли быть полезны ни в бою, ни в разведке. В итоге частью погибли, частью были пленены. Попал в плен и комбат Зайцев. Колотию с группой солдат удалось вернуться. Его посчитали изменником и расстреляли.
9 июля, после массированного авианалета (противник безнаказанно бомбил позиции дивизии полусотней самолетов одновременно), мощные передовые отряды немцев попытались форсировать Днепр. Переправа в буквальном смысле захлебнулась, а обороняющимся удалось пленить троих гитлеровцев. Это стало боевым крещением.
10-го на западном берегу немцы захватили Шклов, который обороняла 53-я Саратовская стрелковая дивизия. Затем форсировали Днепр и начали сжимать южный фланг казанцев, который держал 316-й стрелковый полк майора Максимцева. Здесь задачей немцев было захватить опорный пункт 18-й дивизии – крупный поселок Копысь. "Там были страшные бои, – голос полковника Тагирова на диктофонной пленке временами прерывается от волнения. – Младший лейтенант Немцов, командир взвода "сорокапяток”, развернул два своих орудия – столько ему и полагалось – и прикрыл дорогу Орша–Могилев. Так он воевал, пока не погиб у своего орудия… Гаубичная артиллерия стреляла уже не на запад, а на юг… Мы посылали из резерва все, что могли. Это было уже настоящее наступление войск Гудериана. Но слева вышли для контратак 1-я Московская пролетарская мотострелковая дивизия и 115-й танковый полк. Таким образом мы держались 10 и 11 числа”.
10-го же были вынуждены оставить Оршу соседи справа. Обойденная с обеих сторон, казанская дивизия оставалась у Днепра. Вот что писал в своих воспоминаниях "Восемнадцатая дивизия”, изданных в Казани в 1968 году под общей редакцией Сальмана Тагирова, начальник связи дивизии подполковник Вениамин Казанцев: "9–10 июля немцы рвались форсировать Днепр на всем фронте нашей дивизии от южной окраины Орши до самого Шклова. Противник понес огромные потери, особенно во время переправы, на воде. Получив достойный отпор и потеряв надежду захватить плацдарм на фронте 97-го и 208-го полков нашей дивизии, враг сосредоточил главные усилия на левом фланге и с удвоенной силой обрушился на участок 316-го полка в районе Копыси”.
Вечером 11 июля немцы нанесли по позициям 316-го полка со стороны Шклова мощный огневой удар, захватили плацдарм в районе Копыси и навели понтонный мост. Переправившиеся по нему силы рассекли позиции полка, и 12 и 13 июля ожесточенные бои шли уже в глубине обороны дивизии.
14-го, на шестой день боев, немцы решили наконец покончить с упрямой дивизией, которая зачем-то вцепилась в берег Днепра, яростно отбивается на левом фланге, обстреливает продвигающиеся к Смоленску части на правом и на тридцатикилометровом фронте не пропускает наступающих через реку. В этот день, вошедший в историю первым залпом "Катюш” батареи капитана Флерова под Оршей, немцы предприняли со стороны города решающую атаку танками и мотопехотой. И вновь были вынуждены отступить, оставляя горящие танки, множество убитых и раненых. А на южном фланге после длившегося весь день боя, ценой огромных усилий батальоны 316-го полка выбили немцев из Копыси и восстановили фронт обороны дивизии.
Тогда же произошло чудо: с тыла вдруг выскочила "тридцатьчетверка”, прорвавшаяся сквозь немецкие маршевые батальоны. В горячке боя артиллеристы едва не навели на нее орудия, но вовремя замелькал над башней красный флаг. Об этом эпизоде полковник Тагиров рассказывал со вновь переживаемым потрясением: "Капитан привез приказ: военный совет 20-й армии выражает 18-й стрелковой дивизии благодарность за стойкость, героический подвиг… – и другие военные слова, которые я сейчас не могу вспомнить… Было сказано направить с этим офицером список отличившихся в боях – для награждения.., чтобы и дивизию наградить орденом Красного Знамени”. На обратном пути танк попал в засаду под Дубровно. Экипаж принял свой последний бой, документы сгорели…
Тяжелейшие фланговые бои, по сути, в окружении, продолжались до 18 июля. Днем раньше штабная радиостанция приняла шифровку командарма: днепровский рубеж оставить.
К тому времени дивизия, понесшая колоссальные потери, значительно ослабла. Что держало ее на берегу Днепра, не позволяя откатиться под ударами превосходящих сил? В воспоминаниях Вениамина Казанцева есть потрясающие свидетельства, сродни описаниям состояния духа героев Бородина. В 208-м полку воевал командир минометного расчета Степин, сержант богатырского телосложения. Вот как он вышел из своего последнего боя 12 июля: "…На сборный пункт раненых подошел сержант Степин. Он был один и тащил на плече ствол миномета. И рука у него была одна. Другая – отсечена снарядом напрочь. Увидев своих боевых товарищей, Степин выпрямился и тут же замертво упал на свое боевое оружие”. Даже в последний день героического стояния обессиленной дивизии на Днепре немцам недостаточно было одной силы оружия, потребовалась психологическая атака. Казанцев рассказывал о завершении дня 18-го июля: "Вечером немцы провели несколько радиопередач: призывали сдаваться в плен. В конце передачи кричали: "Татары, сдавайтесь!”… Связисты развесили по деревьям на видных местах самодельные лозунги: "Да здравствует Тельман! Долой Гитлера!”. Вокруг плакатов заложили противопехотные мины”.
…Из письма полковника запаса Сальмана Тагирова в Институт военной истории: "Мы в те дни все были уверены, что выполняем ответственную боевую задачу и служим на Днепре тактической опорой нашим оперативным резервам, удар которых ежедневно ожидали…”. Сложно судить, в какой мере представляли себе происходящее на фронтах и в тылу воюющие в окружении командиры. А положение, как мы знаем сейчас, было таково, что летом 1941 года германскую военную машину было не остановить. Эта задача не решалась никакими оперативными резервами – такой чудовищной силы вал катился на восток по Украине и Белоруссии. Помощи окруженным дивизиям и армиям ждать было неоткуда. Но в этом и состояла их феноменальная историческая роль. Отчаянно сопротивляясь, отвлекая и притягивая к себе значительные силы наступающего на Москву врага, окруженные группировки развалили гитлеровский план "молниеносной войны”. Война получалась совсем не такой, как ее представляли в Берлине. В то время как маршевые колонны уверенно двигались по Смоленской дороге к Москве, на ее "обочинах” развивалось тяжелое, затяжное, вязкое противоборство, оставались поля березовых крестов над могилами наступающих.
Один из самых авторитетных военных историков, начальник Военной академии Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации генерал-полковник Виктор Степанович Чечеватов свидетельствовал: "Правда в том, что в отличие от всех западных армий наши окруженные войска, как правило, в большинстве своем не сдавались в плен без борьбы до последнего патрона. Окруженные войска приковали к себе в общей сложности до 26 процентов (до 50 дивизий) сил групп армий "Центр”, "Юг”, "Север”, создавая в глубине всей оккупированной территории десятки активно действующих фронтов. В окружении войска сражались с превосходящими в 3–5 раз силами противника, при этом нанося ему до 45 процентов потерь в живой силе и технике. Оперативные резервы вермахта вместо того, чтобы наращивать силу ударов на киевском, московском и ленинградском направлениях, в большинстве своем сражались с окруженными войсками Красной Армии. Потери немецких войск были настолько серьезными, что 60 процентов дивизий так и не смогли на московском направлении полностью восстановить свой боевой потенциал…”.
18-я Казанская стрелковая дивизия была одной из многих и многих окруженных соединений, вымотавших силы гитлеровских армий, нацеленных на Москву. Очевидно, что если бы не их мужественное сопротивление, немцы могли бы оказаться под стенами Москвы не в ноябре 1941 года, как это случилось, а еще в августе–сентябре. И тогда задача не пустить врага в столицу едва ли была бы выполнимой. Именно эту задачу решали казанцы на днепровском рубеже и при отступлении с него.
Отступая на северо-восток, полки, насчитывающие после боев на Днепре вместо трех тысяч в каждом, уже 250–300 человек, продолжали терять людей в непрерывных боях и от бесконечных авианалетов. В свой последний бой дивизия вступила 21 июля у деревни Юково, в ее березовых рощах. Стояла жара, горело ржаное поле, и немцы раз за разом атаковали занятые изможденными бойцами позиции. "Наконец, фашистские танки провели атаку в центре и на левом фланге одновременно, – вспоминал Вениамин Казанцев. – Встали они, обложив рощу полукольцом и пропустив свою пехоту вперед. Замолкла перестрелка. На позициях 97-го и 208-го стрелковых полков началась рукопашная схватка. Бойцы дрались штыком, прикладом, били врага солдатскими лопатками. В знойной тишине слышался только шорох смертельной схватки”. Скоро все было кончено…
Уцелевшие в этом бою должны были самостоятельными группами пробиваться в леса северо-восточнее Смоленска, в район Ярцева. По-разному сложились судьбы групп прорыва. Известно, что 12-й гаубичный артполк, которым командовал депутат Верховного Совета Татарии Шаги Садыков, организованно включился в бои под Смоленском. Обороняли город и остатки других частей Казанской дивизии. А уже после войны мой дед узнал, что в лесах Белоруссии действовал 208-й партизанский отряд. "Я остаюсь в полной уверенности, – говорил он, – что наш 208-й полк, не выйдя из окружения, ушел на партизанские действия и оставил за собой свой номер”. 18-я Казанская стрелковая дивизия не была восстановлена. Приказ о ее расформировании вышел где-то в сентябре 1941 года. Награждение орденом Красного Знамени так и не состоялось.
"В 1969 и 1971 годах я с комсомольцами казанских школ вновь был в заросших траншеях и окопах 18-й дивизии, – писал полковник Тагиров в Институт военной истории, – и с радостным удивлением и благодарностью узнал, что в каждой деревне в треугольнике Орша, Шклов, Красный до сих пор помнят Казанскую дивизию, отвагу ее бойцов, поименно знают захороненных в Копыси, Згарде, в Зарубах и, особенно, судьбу подобранных населением тяжелораненых, вылеченных и ушедших позже в партизанские отряды”. Я, тогда школьник, был с дедом в такой поездке. Хорошо помню, как сердечно встречали белорусы гостей из Татарии. Дед водил нас по траншеям, мы спускались к Днепру. Запомнилось, что вода была темной, с металлическим привкусом.
…2 августа 1941 года командир Казанской дивизии Карп Свиридов, начальник политотдела Власов, исполняющий обязанности начальника штаба Тагиров, секретарь парторганизации Газизов и командир зенитного дивизиона Ворчуков привели в ярцевские леса под Смоленском группу численностью до 300 солдат и офицеров. Здесь она соединилась с группировкой под началом заместителя командующего Западным Особым военным округом генерал-лейтенанта Ивана Васильевича Болдина. Собирая разрозненные отступающие группы, Болдин сформировал в немецком тылу двухтысячную "Лесную дивизию”.
О том, как группировка Болдина выходила из окружения – эта документальная повесть непосредственного участника специальной операции, блестяще проведенной 11 августа. Капитан Сальман Тагиров и политрук Кирилл Осипов были четырнадцатой парой разведчиков, посланной генералом Болдиным через линию фронта. Одни погибли, другие возвращались ни с чем.
В своей книге мемуаров "Страницы жизни” генерал Иван Болдин вспоминал: "Своим спутником в этом рискованном походе Осипов избрал капитана Сулеймана (так болдинские разведчики звали своего нового товарища. – Авт.) Тагирова. Тагиров родом из Татарии, но говорит по-русски чисто, с едва уловимым акцентом. Ему лет тридцать. Он высок, строен, смуглолиц. Очень приятный и общительный человек, опытный командир и бесстрашный разведчик. Выбор напарника… я одобрил. Пока разведчики переодевались в крестьянскую одежду, я на кусочке тонкого полотна заготовил записку генерал-лейтенанту С.А. Калинину, полагая, что мы находимся против его 24-й армии. "Примите моих представителей Осипова и Тагирова, – говорилось в записке, – и договоритесь с ними о дальнейших действиях. Генерал-лейтенант Болдин”. Осипов зашил записку в рукав”.
Переходя линию фронта, разведчики не раз могли и погибнуть от шального разрыва, и попасть в плен. Уже на той стороне их едва не расстреляли свои же, приняв за диверсантов. Но Тагиров и Осипов все же смогли добраться до штаба командующего 19-й армии генерал-лейтенанта Ивана Степановича Конева, передать ему послание Болдина и вернуться в "лесной гарнизон” с приказом на выход из окружения.
Позднее был специальный приказ Верховного Главнокомандующего, в котором высоко оценивался этот первый с начала войны организованный вывод окруженной группировки. О подвиге разведчиков Болдина написали газеты "Правда”, "Известия”, "Красная звезда”. Кирилл Осипов стал Героем Советского Союза. Сальман Тагиров был награжден Орденом Ленина.
…30 декабря, в канун нового, 1942 года, капитан Тагиров писал с фронта жене и детям: "Наше ожесточенное, нигде и никем не пережитое до сих пор сопротивление мы превратили в решительное, ужасное для немцев наступление. Как долго, как терпеливо и с какой все возрастающей надеждой ожидали, создавали, готовили мы его… Исторические картины отступления наполеоновских войск бледнеют перед тем, что происходит здесь”. Это было первое наступление советских войск в великой войне.
Михаил Толпегин, журналист, капитан запаса
Назад |
Главная страница
|
Web-мастер
|